Русская философия о смысле человеческого бытия. Религиозные и нравственные ценности

Полнокровное звучание и позитивное решение проблема смысла жизни находит у Владимира Соловьева (1853-1900). Обратимся к его работе «Духовные основы жизни» (1884г.). Начинает он ее с провозглашения двух человеческих желаний, достойных высокого звания человека. «Два близких между собою желания, как два невидимых крыла, поднимают душу человеческую над остальной природой: желание бессмертия и делание правды, или нравственного совершенства» [17, c.23]. Одно без другого не имеет смысла. Бессмертная жизнь без нравственного совершенства не может быть благом, так как человек должен стать достойным бессмертия через исполнение правды. Праведность же лишенная бессмертия была бы несправедливостью. Далее, рассуждает Соловьев, высокие желания души не совпадают с природой человека. «По природе» человек хочет жить всегда, но закон земной жизни не дает вечной жизни. «По разуму и совести» человек ищет правды, но закон человеческого разума и голос совести не дают сил исполнить правду. Двум высоким желаниям - бессмертия и нравственного совершенства противостоят два врага высшей природы – смерть и грех. «По закону природы человек страдает и гибнет, а закон разума не в силах спасти его»[17, c.24].

Удовлетворение разных влечений и потребностей человека это есть путь природы. Философ считает, что природа человека тройственна и, соответственно, имеет три рода потребностей - животную, умственную или головную и сердечную. " Прежде всего, нам нужно жить, потом познавать жизнь и, наконец, исправлять жизнь" [ 17, с.24].Самая первая, основная потребность это потребность животной природы, потребность сохранения жизни. Она сводится к двум основным моментам - питанию и размножению. И вот здесь обнаруживается бессмысленность и бесцельность животной жизни. «Каждое поколение, и в нем каждая особь, существуют лишь затем, чтобы породить свое потомство, но и это последнее существует только для того, чтобы произвести следующее за ним поколение. Значит, каждое поколение имеет смысл своей жизни только в следующем, т.е. другими словами, жизнь каждого поколения бессмысленна; но если бессмысленна жизнь каждого, то значит - бессмысленна жизнь всех» [17, с.25].Таким образом, цель жизни поколения не в нем самом, а в чем-то другом, т.е. потомстве. Но это другое так же не содержит в себе цели, а его цель в другом. И так без конца. Таким образом, потребность в жизни не удовлетворяется, так как над жизнью господствует смерть. «Родовая потребность есть потребность вечной жизни, но вместо вечной жизни природа дает вечную смерть" [17, с.25].

Владимир Соловьев восстает против призыва к удовольствиям: " Когда на вопрос: для чего мы живем, какая цель нашей жизни? - отвечают, что жизнь имеет смысл сама в себе, что мы живем для самой жизни, то и эти слова не имеют смысла, именно самой-то жизни мы и не находим нигде, а везде только порыв и переход к чему-то другому, и только в одной смерти постоянство и неизменность." [ 17, c.25].

Эта истина усугубляется тем, что смерть царствует не только в теле человека, но и в теле вселенной. Это доказывается разнообразными науками о природе. Вымирают целые роды существ, гибнут целые образования растительного и животного царства, разлагаются и рассеиваются космические образования. Так и умственная потребность человека доказывает торжество смерти.

«Стремясь жить, мы умираем и, желая познать жизнь, познаем смерть»[17, c.26].Так человек обречен на недостойное существование. Человек не только сам умирает, но и губит других. Две основные животные потребности - питание и размножение - способствуют этому. Сохраняя свою жизнь благодаря питанию, человек использует чужую жизнь. Размножение дает неистинную жизнь и увеличивает обман и зло. Поэтому третья составная часть природного человека - сердце - вынуждено страдать. Сердце осуждает природу и ищет достойной жизни. «Ибо признать путь природы, т.е. удовлетворение своих животных потребностей и влечений, за окончательный закон нашей жизни – значит, узаконить убийство и самоубийство и примириться всегда с царством смерти» [17, с.27].

Человек должен выйти на уровень совести. Голос совести противостоит зову животной природы. Так сталкиваются две силы, и возникает нравственный вопрос. «Тогда голос совести, ввиду противоборствующей природы. Называет себя законом, а животное влечение, как уже противоречащее закону, является беззаконием или грехом» [17, с.28]. Но закон так же не освобождает нас от смерти, он только осуждает природу, отличает добро и зло, но не изменяет человека. Так к естественному страданию человека прибавляется нравственное страдание. Человек вынужден искать другой путь помимо пути природы и закона.

Этот третий путь есть путь благодати, а источником благодати является Бог. «Верить в Бога - есть наша нравственная обязанность»[ 17, c.33].

Другой русский философ Евгений Трубецкой (1863-1920) посвятил изучаемой проблеме целую книгу под названием «Смысл жизни». На тему смысла жизни философ выходит в результате осмысления характера идущей войны, обнаружившей силы мирового хаоса и зла. Но самое страшное состояло не в ужасах войны, а в искажении истинной природы человека, уподоблении его самым злым животным. Книга Трубецкого, вышла в 1918 году во время революции и явилась плодом всей его жизни. Все остальные работы сам автор считал как подготовительные к написанию этой основной работы. Трубецкой различает смысл-истину и смысл-цель или смысл-ценность. Смысл-истина состоит в абсолютном сознании, как у Платона, в безусловной мысли. Но эта истина, обнаруженная теорией познания, вовсе не отвечает на вопрос о жизненном смысле истины. А этот вопрос непременно стоит перед человеком, потому что его жизнь есть искание смысла, и этот вопрос мучителен, так как заставляет человека страдать от окружающей бессмыслицы. «Тот смысл, который мы ищем, в повседневном опыте нам не дан и нам не явлен; весь этот будничный опыт свидетельствует о противоположном – бессмыслице» [29, c.46].

Доказательством бессмыслицы является кругообращение. С тех пор как человек начал размышлять о жизни, бессмысленная жизнь всегда представлялась ему в виде замкнутого в себе порочного круга. Трубецкой приводит множество примеров. В древнегреческих мифах это царь Иксион, вечно вращающийся в огненном колесе, бочка Данаид, Сизифова работа. В обычной жизни это монотонная и требующая повторения работа рабочего на фабрике или чиновника воспроизводящего один и тот же росчерк пера на бумаге. Примером из природы может служить жизнь гусеницы шелкопряда. В человеческом обществе происходит однообразная смена умирающих поколений. Круговращение показывает отсутствие какой-нибудь цели. Вокруг только суета, недостойная призвания человека. Вместо достижения цели – «бессмысленное вращение волчка вокруг своей оси»[ 18, c.48].

Философ допускает, что оправданием существующего положения может быть то, что это не настоящая жизнь, а добывание средств к жизни. Но тут же отмечает, что человек так поглощен заботой о средствах, что о цели ему некогда и думать. Так оказывается, что положение человека не соответствует его достоинству. Человек есть раб биологического закона, и его человеческое достоинство посрамлено.

Человек хочет отвлечься от печального положения. Этому служат разные развлечения, в том числе поэзия, музыка, философия. И это еще более свидетельствует о духовном падении человека, так как высокие сферы бытия служат низким. «Тут мы имеем одну из самых мучительных коллизий между присущей человеку жаждой смысла жизни и превозмогающей силой, царящей в мире бессмыслицы».[ 18, c.53]. Но самое страшное состоит в том, что если человек живет по биологическим законам, то происходит «воспроизведение зверя в человеческой свободе, зверопоклонство, утверждение звериного начала как чего-то нормального и должного» [18, c.58].

Первое, что нужно сделать человеку - это осознать суету и уже тем самым выйти из порочного круга. Человек единственное существо, который не может мириться с существующей бессмыслицей. Мука, которую испытывает человек, и есть мука раздвоения между существующей положением и стремлением к лучшей жизни. В человеке обозначается такая сила как совесть. Она свидетельствует человеку о должном, о нравственной правде. Трубецкой обращается к религиям. Религия Древних Греков не стремится уйти от существующего противоречия. Она утверждает человека на земле. Свидетельством тому культ Диониса. В восточной религии - напротив. Для брамана весь мир есть ложь, а смысл жизни достигается при отрешении от мира. Буддизм проповедует полную отрешенность в «нирване». От порочного круга не спасает ни одна из религий. Смерть заканчивается и пир Диониса, и полет индийского аскеза. Индийское и греческое решение вопроса о смысле жизни оказываются в одинаковой мере несостоятельными. Греки ищут смысл в горизонтальной плоскости, индийцы - в вертикальной.

Тут обнаруживается истинное решение вопроса о смысле жизни. «Обе эти линии, выражающие два основных направления жизненного стремления – линия плоскостная, или горизонтальная. И восходящая, или вертикальная скрещиваются» [18, с.78]. Результатом скрещивания двух линий является крест. Именно крест призван изобразить жизненный универсальный путь. Независимо от признания христианства существует космический крест. Смысл креста может быть различен в зависимости осуществления целей. Он может быть просто символом смерти, когда человек умирает. «Спрашивается, может ли он стать крестом животворящим? Поставить этот вопрос – и значит прийти к единственно правильной постановке вопроса о смысле жизни»[ 18, c.79]. Этот вопрос приведен к религии христианства. Оно отлично как от греческой, так и от индусской религиозности, а представляет собой третье мировоззрение, которое объединяет противоположности потустороннего и посюстороннего. " Во Христе жизненный круг перестает быть порочным кругом. Победою на кресте упраздняется дурная бесконечность и дурная периодичность смерти» [18, с.84].

Еще один философ, высоко ценивший идеи В.Соловьева, написал книгу «Смысл жизни». Это Семен Людвигович Франк (1877-1950). Решение вопроса о смысле жизни он считает настолько же нужным как решение вопроса о куске хлеба при голоде и воде при жажде. Франка отличает очень строгий подход ко всем вопросам философии, в том числе к этому. Оценивая трудное время войны и революции, он отвергает все мечты и фантазии о нереальном будущем, полагая, что нужно принять именно эту жизнь со всеми ее тяготами и кажущейся бессмысленностью.

Особо строгий подход к жизни заставляет Франка поставить вопрос «Что делать?». Но не в мелком смысле устроения своего земного существования, а в смысле поиска того общего «дела », которое поможет обрести смысл жизни. А чтобы действительно обрести смысл жизни необходимо найти абсолютную цель или ценность, а не только средство для чего-то другого. Так, например, если жизнь раба осмысленна для рабовладельца, то она бессмысленна для самого раба, так как отдана служению цели, которая в состав его жизни не входит. Точно так же, считает Франк, если «природа или мировая история употребляет нас как рабов для накопления богатства ее избранников - грядущих человеческих поколений, то и наша собственная жизнь так же лишена смысла»[ 26, c. 39].

Франк видит чудовищную несправедливость в неравномерном распределении добра и зла между разными поколениями. Одни должны страдать и умирать, а другие будут наслаждаться. В этом бессмысленность мира как целого. Чтобы найти смысл, необходимо ответить на вопрос - для чего?

Встает дилемма. Или жизнь имеет смысл, тогда он должен быть в каждом мгновении, для каждого человека. Или же смысла нет, и тогда его не будет и в будущем для других поколения. Франк выдвигает положение: «мысля о жизни и ее чаемом смысле мы неизбежно должны сознавать жизнь как «единое целое » [ 26, c.40]. Поэтому мировой смысл не может быть приурочен к какому-нибудь времени. Он вечен. Только как вечное начало мира, он может быть основой бытия. Поэтому никакое дело не может привести к смыслу жизни. Нужно, напротив, остановиться и сосредоточиться. Задача ставится таким образом: вне всяких земных человеческих дел найти смысл жизни. Так Франк приходит к положению, что жизнь должна быть служением высшему и абсолютному благу. А оно состоит в самой жизни, «но не как бессмысленного текущего процесса вечного стремления к чему-то иному, а жизни как вечного покоя и блаженства, каксамознающей и самопереживающей полноты удовлетворенности в себе»[ 26, c.50]. Так Франк формулирует два условия того, чтобы жизнь имела смысл: существованиеБога и наша причастность к нему, т.е. жизнь в Боге.

Николай Бердяев (1874-1948) в своей книге «Самопознание»отдельный разделназывает «Первое обращение. Искание смыла жизни», гдеоткрывает, что в его жизни было два первых двигателя: искание смысла и искание вечности. Он так же сообщает о своем внутреннем перевороте от таких мыслей: «пусть я не знаю смысла жизни, но искание смысла уже дает смысл жизни, и я посвящу свою жизнь этому исканию смысла» [2, c.90].Эти мысли вызвали в нем переворот, который философ назвал обращением, обращением к исканию Истины, в которую он верил. «Искание Истины и Смысла я противоположил обыденности, бессмысленной действительности»[ 2, c.91].

В «Философии свободного духа» Бердяев различает мир природный мир и духовный. Природный мир находится во власти бессмысленности, в нем царят злоба, ненависть, эгоизм. Смысл бытия только в ином мире, духовном. К нему человек может прорваться только через веру, через религии. Бердяев говорит, что в духовном мире заложен логос, а в материальном мире он только символически отображается. Так, сам человек может служить символом Божества. Только сознание, открытое Божественному может открыть смысл мира. Это возможно в духовном опыте Природная жизнь получает смысл через ее освящение.

Не поиском смысла, а обретенным смыслом жизни дышат работы русского философа Ивана Ильина (1882-1954). Его живое сердце и ум откликаются на насущные вопросы современности. Ответом на начавшуюся войну было произведение «Основное нравственное противоречие войны». Ильин пытается объяснить, почему убийство человека воспринимается как нечто страшное и приходит к тому, что человек не владеет ни тайной жизни, ни тайной смерти. Решающее значение имеют «глубина и таинственность самого процесса жизни и смерти», и их «сокровенную природу» мы испытываем как «реальный предел нашего изволения»[ 10, c.11].Здесь воля и ум человека не властны, здесь воля Божества.

Силу на разрешение самых различных проблем Бытия Ильину давала вера. По мнению философа, если человек жил без веры, то «он как бы прозябал всю свою жизнь, не имея никакого реального центра, ни от чего не зажигался; нигде душа его не вела интенсивной жизни; не было у него сокровища; ничему он не служил и не жертвовал» [9, c.44]. Но и это люди просто с «дремлющею верой» до какого-нибудь случая, который пробудит ее, так как «вера всегда остается первичной силой человеческой жизни» [9, с.44]. Предмет веры и определяет главную ценность жизни. Диапазон раскрывшихся ценностей в зависимости от веры очень велик – чувственные наслаждения, власть, деньги, политические идеалы и т.п. Человек не может не иметь определенной жизненной цели и ценности, но так же у каждого есть главная ценность жизни. Однако часто оказывается так, что люди верят в такие ценности, «служить которым и идти на жертвы, ради которых поистине нет никакого смысла» [9, т.1, с.48].Поэтому Иван Ильин утверждает, что хотя вариантов веры и очень много, но совсем не безразлично, во что человек верит. Все зависит от выбора. Человек может выбрать пошлое, уродливое, злобное или прекрасное, доброе и духовное. Должен быть критерий для различения того, что достойно веры. Таким критерием является смерть. «Жить стоит только тем и верить стоит в то, за что стоит бороться и умереть, ибо смерть есть истинный и высший критерий для всех жизненных содержаний» [9, с.52].

Смерть выводит человека на мысли о самом главном. Об основах существования, о смысле жизни. «То, что не стоит смерти, не стоит ни жизни, ни веры» [9, с.53]. Ильин делит людей на две категории. Одни живут ради земного, чувственного, другие ради главного, всеобщего и духовного. Они по-разному относятся жизни и смерти. Если люди живут только для собственного удовольствия и личного наслаждения, то когда возникает смертельная опасность, они думают только о спасении своей личной жизни. Люди, у которых отпало чутье духовного, рассматривают в своей жизни только две возможности - наслаждение и смерть. Перед лицом опасности и неудачи они проклинают саму жизнь и от случившегося несчастья ищут спасения в смерти. «Наслаждение определяет и исчерпывает весь смысл их жизни, и содержание их веры; но именно поэтому смерть их остается столь же бессмысленной, сколь бессмысленна была и вся их жизнь» [9, с.54]. Есть другая возможность, когда «человек отдает свою жизнь в борьбе за свое право, за свободу, за веру, за родину, за храмы, за свой народ, но отдать ее за личные удовольствия - просто не стоит [9, с.53]. Это происходит из-за того, что в одних людях сохранилась, а в других отсутствует чутье для высшего смысла жизни и для истинного значения веры. Люди, у которых чутье высшего смысла жизни не потеряно всякую смертельную опасность воспринимают как «призыв, пробуждение, как потребность одуматься или даже как начало глубокого жизненного обновления» [9, с.54]. Такую силу дает человеку только вера. «Ибо вера ставит каждого из нас перед высшей ценностью жизни, перед последним вопросом бытия, перед нашим существованием в целом: когда смерть вопрошает душу, то душа отвечает верою» [9, с.54].

Строгое обоснование проблема смысла жизни находит в знаменательном труде русского философа и богослова Виктора Несмелова «Наука о человеке». В своей физической жизни человек следует «принципу счастья». Это счастье для человека не достижимо, потому что при достижении одной цели, понимаемой как счастье, он стремится к другой, и конца желаниям человека не бывает. Так оказывается, что человек живет не счастьем, а идеей счастья. Человек, однако же, хотел бы обладать действительным счастьем, создать новую жизнь. Но поскольку человек не может преодолеть физического способа существования, но это возможно только при осознании себя как личности, как существа духовного. На уровне физического существования человек преследует цель сохранения жизни с помощью инстинкта страха смерти. На определенном этапе человек должен решить вопрос о своем назначении.

Интересен подход Несмелова к оценке явления бессмысленности. Он не позволяет себе упиваться положением и психологическим состоянием бессмысленности, так как «признание бессмыслия жизни в действительности является у человека не результатом научного исследования и познания бытия, а результатом напрасных поисков человека за неведомым смыслом жизни, так что это признание выражает собою не положительное убеждение человека в том, что никакого смысла жизни в действительности не существует, а простое сознание того действительно факта, что никакого смысла жизни человек совсем не нашел» [13, c.312].

Перед человеком открываются две перспективы - признать смысл жизни или отвергнуть его. Психическое развитие человека приводит его к осознанию связи человеческой личности с бытием безусловной Личности Бога. Если существует Бог, то религиозное сознание правдиво, а в содержании религиозного сознания точно определяется особое назначение человека. В противном случае особое назначение человека вызывает большие сомнения. «Значит, единственный путь к разрешению всех человеческих сомнений относительно смысла жизни заключается в оправдании веры человека в действительное существование Бога»[ 13, c.313].Так получается, что доказательством наличия в человеке смысла жизни будет доказательство бытия Божия.

Уверенность в существовании Бога не может автоматически привести к реализации смысла жизни. Совершенно недостаточно использовать эту высшую силу для улучшения условий своего физического существования. Даже если человек не просто вещь, а вечная вещь мира, а вещь не может никакого назначения.

Несмелов употребляет такие понятия так вечное назначение в мире или конечное назначение в мире. Чтобы реализовать это назначение человек должен перестать быть вещью, а стать духовной личностью. Человек должен преобразовать себя в соответствии с религиозно-нравственным идеалом человеческой личности. При действительном религиозном определении личности смерть уже не может иметь глубокого смысла. «На самом деле смерть является не окончанием исполненного дела, а простым прекращением жизни»[ 13, c.369]. Смерть является вопиющей нелепостью только при отсутствии положительной цели в жизни. Смерть никак не может быть бессмысленной, тковой может быть только физическая жизнь человека. Поскольку человек сам отрицает единственную цель своего существования, живя как вещь и утверждая бессмысленность жизни, то смерть, отрицая бессмысленность, по праву может считаться разумной. Ничто не может заменить истинную цель человека. Человек может придумать множество радостей, но они составят только подобие смысла жизни. «Вечную ценность и вечное значение в мире имеет одно только нравственно добро, и потому оно одно только может перейти и действительно перейдет в вечность будущей жизни» [13, ч.2, с.422].

.

Возможно, по интенсивности переживания и осмысления проблемы смысла жизни никого нельзя сравнить со Львом Толстым. Лев Толстой просто мучился этим вопросом. Думал, искал, находил, терял, страдал и почти никогда не успокаивался. Сама жизнь Толстого пронизана поиском смысла жизни как основной темой. Все остальное - и семья, и даже бесценное литературное творчество - для него самого было ответом, удовлетворительным или неудовлетворительным, на вопрос о смысле жизни. Взаимопроникающие нити связывают его жизнь с размышлением о ней и литературным творчеством.

Уже в молодые годы в Толстом обнаружились противоречивые черты его натуры. С одной стороны, он отличался большой чувственностью и страстностью, а с другой самоанализом и строгим самоконтролем, при этом впадая в крайние состояния того и другого. Известно, что юный Толстой не лишал себя разгульной жизни в разных видах - пьянстве, азартных играх, общении с женщинами, но так же хорошо известно, в первую очередь из его дневников, что Толстой был недоволен собой, обличал себя и строил планы на другую, более чистую, нравственную жизнь, наполненную трудами по совершенствованию и служением людям. Но эти самые похвальные намерения Толстой не мог осуществить, вновь подчиняясь неудержимому порыву чувственности, которое граничило с животным инстинктом. Однако не в нем он полагал смысл жизни. Вопрос о смысле жизни для него имел нравственное основание. Толстой сам по отношению к себе выступал со строгими обвинениями и предостережениями, вызволяя наружу живущего в нем морального судью. Одновременно все настойчивее вставал вопрос - как жить, как поступать, что надо делать, чтобы жить правильно?

Художественное творчество отражало внутреннюю двойственность, страдания, морализирование и поиск. Ранние произведения Толстого, такие как трилогия " Детство", «Отрочество", «Юность", кавказские и севастопольские повести и рассказы изобличают не только неожиданно зрелого художника, но и отраженные в них поиски смысла жизни. Главного героя трилогии Николеньку (а это, безусловно, сам Толстой), в " Отрочестве" часто терзают чувства и вопросы, которые он не может понять и на которые не может ответить. " В продолжение года, вовремя которого я вел уединенную, сосредоточенную в самом себе, моральную жизнь, все отвлеченные вопросы о назначении человека, о будущей жизни, о бессмертии души уже представлялись мне, и слабый детский ум мой со всем жаром неопытности старался уяснить те вопросы, предложение которых составляет высшую ступень, до которой может достигать ум человека, но разрешение которых не дано ему" [20, стр.64]. Этот проявившийся искатель и вопрошатель будет жить, и действовать в Толстом всю жизнь, пытаясь решить проблемы разрешение которых не дано ему. Хотя это не мешает человеку быть открытым радостному опыту идущему извне.

В последней части " Юности" Толстой ставит перед собой нравственные вопросы. Целая глава посвящается тому, как молодой человек чернилами на бумаге хочет написать расписание и " Правила жизни". " Разделив свои обязанности на три рода: на обязанности к самому себе, к ближним и к Богу, я начал писать первые, но их оказалось так много и столько родов и подразделений, что надо было прежде написать " Правила жизни", а потом уже приняться за расписание. Я взял шесть листов бумаги, сшил тетрадь и написал сверху: " Правила жизни". Эти два слова были написаны так криво и неровно, что я долго думал: не переписать ли? и долго мучился, глядя на разорванное расписание и это уродливое заглавие. Зачем все так прекрасно, ясно у меня в душе и так безобразно выходит на бумаге и вообще в жизни, когда я хочу применять к ней что-нибудь из того, что думаю? " [20, 97].

Центральный персонаж из " Казаков" Оленин, молодой человек из московского общества, так же как Николенька и Нехлюдов, одна из ипостасей юного Толстого. Он, как и Толстой, решил поехать на Кавказ, чтобы не погрязнуть окончательно в пороках, но начать новую жизнь в совершенно другой среде. Городской жизни противостоит природная красота, простые открытые люди, и Оленин начинает чувствовать себя единым целым с природой. Это радостное чувство усиливается благодаря общению с товарищем по охоте Ерошкой, неисчерпаемым кладезем полной языческой мудрости, и любовью к неотразимой красавице казачке Марьяне. Но и на вершине счастья ко всему творению Оленина посещают раздумья о том, как ему должно себя вести, чтобы находить во всем смысл. «Все надо жить, надо быть счастливым; потому что я только одного желаю - счастья. Все больше ничего, или я рамка, в которой вставилась часть единого божества - все-таки надо жить наилучшим образом. Как же надо жить, чтобы быть счастливым, и отчего я не был счастлив прежде? " [21, 340]. После этого Оленин превращается в моралиста и начинает обвинять себя в своих ошибках и недостатках и, прежде всего, в эгоизме. Наконец, после мучительного самобичевания он приходит к выводу, что счастье состоит в том, чтобы жить не ради себя, а ради других. " Какие же желания всегда могут быть удовлетворены, несмотря на внешние условия? Какие? Любовь, самоотвержение!.. Ведь ничего для тебя не нужно... Отчего же не жить для других? " [ 21, 348]. Впоследствии Оленина снова можно увидеть в состоянии эгоистической восторженности. Рассуждая в письме о своей любви к казачке Марьянке, он неожиданно восклицает: " Может быть, я в ней люблю природу, олицетворение всего прекрасного природы, но я не имею своей воли, а через меня любит ее какая-то стихийная сила, весь мир божий, вся природа вдавливает любовь эту в мою душу и говорит: люби. Я люблю ее не умом, не воображением, а всем существом моим. Любя ее, я чувствую себя нераздельно частью всего счастливого божьего мира» [21, с.387].

Поворотным пунктом в исканиях и размышлениях Толстого стало потрясение от смерти брата Николая. Хотя он неоднократно бывал очевидцем человеческой смерти, агония брата наполнила его таким отчаянием, что он уже никогда не мог вполне от него оправиться. Так поиски смысла жизни одновременно становятся поисками смысла смерть. Во время похорон брата к нему пришла мысль написать материалистическое Евангелие и жизнь Христа- материалиста. Эта дикая мысль завладеет им и вызовет кризис намного позднее.

От настоящего кризиса его спасет женитьба в 34 года. Будучи семейным человеком, Толстой пишет роман «Война и мир»[22] В этом крупном произведении искателем жизни выведен Пьер Безухов, открытый, неуклюжий и добродушный человек. Как его противоположность выведен Андрей Болконский – честолюбивый, сдержанный аристократ с критическим складом ума, скорее скептик, чем искатель. Первый олицетворяет эмоциональную непосредственность, второй – рационализм. Несомненно, на эти характеры Толстой спроектировал ряд своих проблем. Пьер Безухов ближе к народной жизни. Встреча во французском плену с простым крестьянином Каратаевым придает поискам Пьера смысла жизни новое направление. Каратаев олицетворяет патриархальное русское крестьянство столь дорогого сердцу Толстого. Наташа Ростова, став женой Пьера, становится добросовестной женой и матерью в патриархальном духе. Но самое парадоксальное состоит в том, что, несмотря на все нравственные поиски Пьера, последнее слово в романе остается за жизненным инстинктом, предшествующим всякой морали. В «Анне Карениной»[23] «незаконная» любовь Анны к Вронскому противопоставлена «законной» любви Китти к Левину. Последняя пара живет счастливо в своем имении среди живописного ландшафта. Здесь воплощается идеал Толстого. Но Левин, подобно Толстому, не может принимать жизнь, не понимая ее смысла. В своих поисках глубокого смысла человеческого существования Левин доходит до полного опустошения и чуть не кончает жизнь самоубийством. Внутренние поиски и душевные терзания Левина олицетворяют внутренний кризис самого Толстого.

Этот кризис вплотную подошел к Толстому, когда ему почти пятьдесят лет и нашел первое выражение в «Исповеди». Рассмотрим более подробно это философское сочинение. Оно целиком посвящено мучительным поискам смысла жизни. Оно начинается так: «Я был крещен и воспитан в православной христианской вере. Меня учили ей с детства и во все время моего отрочества и юности. Но когда я 18-ти лет вышел со второго курса университета, я не верил уже ни во что из того, чему меня учили.»[ 24, 122].Таким образом, главное отношение к жизни определяется исходя из веры. Это отпадение от веры произошло потому, что «вероучение не участвует в жизни», «исповедается где-то там, вдали от жизни и независимо от нее»[24, c.122]. Толстой честно и искренне относится к жизни, честно исследует и отображает ее. Сама жизнь для него представляет огромную ценность. Неискреннюю, лицемерную веру Толстой отбрасывает как идущую вразрез с жизнью, но не отбрасывает веру вообще. Свою настоящую веру в то время он называет совершенствованием. Приведем здесь знаменитую фразу Толстого: «единственная истинная вера моя в то время была вера в совершенствование. Но в чем было совершенствование, и какая была цель его, я бы не мог сказать. Я старался совершенствовать себя умственно: я учился всему, чему мог, и на что наталкивала меня жизнь; я старался совершенствовать свою волю - составлял себе правила, которым старался следовать; совершенствовал себя физически, всякими упражнениями изощрял силу и ловкость и всякими лишениями приучал себя к выносливости и терпению. Началом всего, было, разумеется, нравственное совершенствование, но скоро оно подменилось совершенствованием вообще, т.е. желанием быть лучше перед другими людьми. И очень скоро это стремление быть лучше перед другими людьми подменилось желанием быть сильнее других людей, т.е. славнее, важнее, богаче других» [24, c.123].Так странным образом стремление к совершенствованию всех родов подменяется стремлением нравиться людям, получать их одобрение и похвалу, а затем преобладать и превозноситься над ними. Толстой пишет, как в своем стремлении быть нравственно хорошим он не встретил поддержки от людей и остался одинок. Желание получать похвалу оказалось сильнее. Так слово совершенствование словно размывается изнутри, становясь на службу личному и человеческому эгоизму, а затем перерастает в откровенное служение злу или, по христианской терминологии, греху. Иначе как объяснить, что искреннее стремление к самосовершенствованию приводит к такой неприглядно в нравственном отношении картине: «Я убивал людей на войне, вызывал на дуэли, чтоб убить, проигрывал в карты, проедал труды мужиков, казнил их, блудил, обманывал. Ложь, воровство, любодеяния всех родов, пьянство, насилие, убийство»[ 24, c.124]. Именно эгоизм становится главным движущим стимулом в реализации писательского дара. «В это время я стал писать из корыстолюбия и гордости. В писаниях своих я делал то же самое, что и в жизни. Для того чтобы иметь славу и деньги, для которых я писал, надо было скрывать хорошее и вызывать дурное. Я так и делал. Сколько раз я ухитрялся скрывать в писаниях своих, под видом равнодушия и даже легкой насмешливости, те мои стремления к добру, которые составляли смысл моей жизни. И я достигал этого: меня хвалили»[ 24, c.124].Так благие намерения не совпадают с результатом, а стремление жить по правде приводит к жизни во лжи. Еще какое-то время вера видится в прогрессе, но в идее прогресса скоро пришлось разочароваться. Та Толстого ошеломляюще подействовал вид смертной казни на гильотине, который он видел в Париже .«Когда я увидал, как голова отделилась от тела, и то, и другое врозь застучало в ящике, я понял – не умом, а всем существом, что никакие теории разумности существующего и прогресса не могут оправдать этого поступка [24, c.127]. Другой случай, который расшатал идею прогресса – смерть брата.«Умный, добрый, серьезный человек, он заболел молодым, страдал больше года и мучительно умер, не понимая, зачем он жил, и еще менее понимая, зачем он умирает»[24, c.127]. Временно отсрочкой решения насущного вопроса явилась женитьба и семейная жизнь. «Новые условия счастливой семейной жизни совершенно уже отвлекли меня от всякого искания общего смысла жизни. Вся жизнь моя сосредоточилась за это время в семье, в жене, в детях и потому в заботах об увеличении средств жизни. Стремление к усовершенствованию, подмененное уже прежде стремление к усовершенствованию вообще, к прогрессу, теперь подменилось уже прямо стремлением к тому, чтобы мне с семьей было как можно лучше»[ 24, c.129]. Испытав счастье семейной жизни, вкусив славу и денежные вознаграждения от писательского труда Толстой погружается в бездны поиска смысла. Вечный вопрос стал своеобразной болезнью, личной трагедией знаменитого русского писателя. Можно только догадываться о характере силе его переживания. Сам он так описывает его: «Жизнь моя остановилась. Я мог дышать, есть, пить, спать и не мог не дышать, не есть, не пить, не спать; но жизни не было, потому что не было таких желаний, удовлетворение которых я находил бы разумным…Я как будто жил-жил, шел-шел и пришел к пропасти и ясно увидел, что впереди ничего нет, кроме погибели. И остановиться нельзя, и назад нельзя, и закрыть глаза нельзя, чтобы не видеть, что ничего нет впереди, кроме обмана жизни и счастья и настоящих страданий и настоящей смерти- полного уничтожения» [24, с.134]. И это происходит тогда, когда вполне реализованы эмпирические потребности обычной и творческой жизни. «И это сделалось со мной в то время, когда со всех сторон было у меня то, что считается совершенным счастьем: это было тогда, когда мне не было пятидесяти лет. У меня была добрая, любящая и любимая жена, хорошие дети, большое имение, которое без труда с моей стороны росло и увеличивалось. Я был, уважаем близкими и знакомыми, больше чем когда-нибудь прежде, был, восхваляем чужими и мог считать, что я имею известность, без особенного самообол