Художник. Засохли кисти, пожухли краски

Засохли кисти, пожухли краски...

Забыв себя, мечтал я, город,

Твои дома в музеи превратить,

А лепет вдохновенный твоих детей

До неба донести... Глупец!...

«Все кончится провалом и обидой» —

Так говорила ты, любимая моя.

Ты все предвидела. Все так и вышло...

 

Сворачивает холсты, собирает книги. Появляется Б е л л а. Устало опускается на табуретку. Оба молча глядят друг на друга.

Я понесла на менку два колечка

И брошку мамину. Откуда ни возьмись —

Милиция, свистки, облава!

Меня и нескольких торговок задержали,

В участок повели.

 

Художник.

О Боже!

 

Белла.

Я умоляла: «У меня ребенок!

Прошу вас, отпустите, Бога ради!

Хотела я лишь кольца обменять на масло

И на вязанку дров. Пустите...»

 

Художник.

О, бедная моя!..

 

Белла.

И отпустили. Только без всего...

Все отобрали.

«Эх, милая, — сказала мне одна из женщин,

Когда мы обе вышли из кутузки, —

Красючка ты, картинка расписная,

Да ты бы только бровью повела —

И все твое бы при тебе осталось.

Однажды, говорит, с мукой я еду —

Мешков, наверно, сорок было.

Вагон товарный, я одна... А тут патруль.

«Возить муку запрещено!» —

Кричат мне. —

Ты что, не знаешь! Вот указ!»

Ну что мне было делать? Я легла...

Все двадцать пять прошлись по очереди.

Насилу встала. Но зато мешки, все сорок,

Довезла до места».

 

Художник (взволнованно).

Эт-то ведь с ней случилось, не с т-тобой?

Т-ты просто говоришь ее словами? Да?

 

Белла.

Родной, конечно... Успокойся.

Бог с ними, с кольцами...

 

Художник.

Нет, нет! Мы оба здесь чужие.

На улицах снимают почему-то

Твои плакаты.

Толпа на площади топтала

Всадника с трубой...

 

Художник.

Нас выдворяют, Белла.

Мы не ко двору...

 

Поглядел на часы.

Осталось семь часов на сборы.

Быстрее, милая. Прошу тебя, быстрей!

 

Начинают поспешно собирать вещи.

Пусть выгоняют коз моих зеленых

С глазами ангелов. Пусть режут крылья

Лошадям и рыбам. Пусть!

Я заново рожу их на полотна.

Им плохо там, где плохо мне.

 

Белла.

Куда мы, Марк?

 

Художник.

Не знаю... В Германию, в Париж, в Варшаву!

Мне все равно — я душу сохранить хочу.

О, Красный Ангел!

В твоих багряных перьях

Таилось лезвие ножа.

Ты, как мясник, ударил им корову,

Распластанную в небе над домами...

 

Внезапно книги и картины падают из его рук. Погруженный в себя, он подходит к мольберту. Б е л л а незаметно удаляется. Х у д о ж н и к берет в руки кисть, делает несколько мазков.

А может, не корова это вовсе? А я?

И распинает Красный Ангел на Голгофе

Меня — безумца и отступника?

Пить, пить хочу... Нещадно палит

Солнце Иерусалима,

Сжигая кожу и надежду.

И кровь течет из ран,

И падший ангел, глумясь и хохоча,

Мне губы смачивает уксусом и желчью.

 

Роняет кисть. Ноги его подгибаются. Медленно, держась за мольберт, оседает на пол.

Палач, я пить хочу... Я жить хочу, палач,

Один глоток свободы и надежды...

 

Ложится навзничь, закрывает глаза, складывает на груди руки. Музыка. Плавно, как видение, возникает в темноте Б е л ы й А н г е л. Достает из бочки несколько свечей в подсвечниках и ставит их по обе стороны лежащего неподвижно Х у д о ж н и к а. Зажигает одну и садится рядом. Дотрагивается до руки Х у д о ж н и к а. Тот открывает глаза. Увидев свечи, с недоумением смотрит на А н г е л а.

Художник.

Я, кажется, еще не умер, Ангел.

Для чего же

Вокруг меня в печальном карауле

Застыли эти плакальщицы восковые?

 

Ангел.

Ты сосчитал их?

 

Художник.

Шесть.

 

Ангел.

А разве можно отпеть покойника

С шестью свечами?

Их по канону должно быть — сколько?

 

Художник.

Ну семь, я знаю.

 

Ангел.

Так почему же на твоей картине

«Мертвый»

Лежит покойник прямо на земле

И только шесть свечей вокруг.

А где седьмая? Где?

 

Художник.

Ты уподобился всем критикам моим...

Где? Почему? Зачем? Не знаю!!

 

Ангел.

Быть может, просто ты ошибся?

Художник.

Ага... Не научился считать до десяти

.

Садится.

Не знаю, почему... Толкнуло что-то...

Шесть, только шесть...

А посредине смерть.

Чиркнув спичкой, зажигает вторую свечу. Берет подсвечник, встает, осматривается. Доносятся тревожные удары колокола.

Ты слышишь. Ангел? Будто бы пожар...

Заволокло все небо дымом, пахнет гарью...

 

Выходит на авансцену, всматривается в даль.

Гляди, над крышей синагоги черный дым!

 

Ангел, взяв в руки свечу, подходит к Художнику.

Ангел.

Где синагогу видишь ты?

Там Люксембургский сад

И синагоги нет в помине.