Введение. Настоящим исследованием мы предпринимаем попытку на материале Ипатьевской летописи дифференцировать в жанровом аспекте формы летописного повествования
Настоящим исследованием мы предпринимаем попытку на материале Ипатьевской летописи дифференцировать в жанровом аспекте формы летописного повествования, содержательную основу которых составляет смерть князя. Впервые дифференциацию форм летописного повествования предложил И.П. Еремин. Он различает такие форы летописного повествования, как погодную запись, летописное сказание, летописный рассказ, а также летописную повесть [Еремин 1949]. Лишенная, по наблюдениям И.П. Еремина, художественной формы погодная запись стилистически аморфна, поэтому в данной работе мы не станем ее касаться. Летописным сказанием И.П. Еремин называет произведениеустно-поэтического происхождения, литературно переработанное летописцем. Такую форму повествования летописец выбирал в тех случаях, когда у него под руками не было более достоверного материала. С этим связано обилие сказаний в той части «Повести временных лет», где излагаются события языческого прошлого — X, IX вв. и более ранние. Тематика летописных сказаний разнообразна: это и основание Киева, и месть Ольги древлянам, и смерть Вещего Олега, и пр. В рамках нашего исследования мы коснемся сказаний, повествующих о смерти князей. От летописного сказания И.П. Еремин отличает рассказ, отражающий реальную действительность и отличающийся непосредственным способом изложения событий, что объясняет документальный характер этой формы летописного повествования. В этом рассказ близок погодной записи; как и погодная запись, он всегда строго фактографичен (указывается дата события, обстоятельно перечисляются все участвовавшие в нем лица). Однако, в отличие от погодной записи, летописный рассказ характеризуется присутствием повествователя, который, по мысли исследователя, фиксирует отдельные факты и не поднимается до каких-либо обобщений, явно предпочитая идти чисто эмпирической констатацией единичных фактов в их поверхностной взаимосвязи. Отметим здесь, что Ипатьевская летопись все же содержит рассказы, в которых повествователь не ограничивается перечислением отдельных фактов, а через художественное абстрагирование вырывается в область глобального обобщения, что мы покажем в параграфе, посвященном анализу летописного рассказа о княжеской смерти. Еще одной формой летописного повествования И.П. Еремин называет повесть, которую он определяет как «повествование особого типа, посвященное рассказу о смерти того или иного князя» [Ерёмин, 1949; 62]. Дифференциальным признаком летописной повести о княжеской смерти Еремин называет ее агиографический литературный стиль. В средневековой Руси князь мыслился как образец поведения для «православных людей или всего православного мира, занимавшего так называемую восточную часть земли (в основном Византию, Болгарию, Русь)…» [Демин, 1998; 135]. И назначение повести И.П. Еремин видит в том, чтобы дать агиографически просветленный образ идеального правителя, исполненного христианскими добродетелями. Свою задачу летописец решает методом предельного обобщения в изображении человека. Князь в повести лишен черт индивидуального характера: только освобожденный от всего «временного», всего «частного» и «случайного» человек мог стать героем агиографического повествования — обобщенным воплощением «святости». Создать такой образ помогает риторическая организация древнерусской литературы, ее этикетный характер. Агиографический стиль повестей восходит, по мысли Еремина, к летописному княжескому некрологу, который, в свою очередь, «вырос» из погодной записи о скончавшемся князе, когда ее распространила «прямая – «от автора» характеристика князя как человека и как примерного христианина с кратким перечислением его заслуг перед «Русской землей», фактов его деятельности, как церковного строителя, даже иногда с кратким описанием его облика» [Еремин, 1949; 82]. Летописная повесть строится по определенной сюжетной схеме, которую И.П. Еремин обозначает следующим образом: «сообщается, когда умер князь (точная дата), где, в каком именно монастыре или церкви он был погребен; очень часто добавляется сюда еще и краткое упоминание о плаче над телом покойного его ближайших родственников или всего народа», рассказ о событиях, непосредственно предшествовавших кончине князя, т.е. «обстоятельства смерти» [там же], и, наконец, панегирическое описание покойного. Нарративный характер повести сближает ее с летописным рассказом о княжеской смерти, и сам Еремин определяет повесть через жанр рассказа. Какие же конкретно стилистические особенности позволяют отнести повесть к повести, а рассказ к рассказу? И каким образом с этими жанрами соотносится княжеский некролог, агиографически выдержанный, но определяемый Ереминым как рассказ особого типа? Настоящим исследованием мы попытаемся показать, что нарративный элемент, основной для рассказов и повестей в минимальной степени структурирует княжеский некролог, а присутствие повествовательности в нем связано с эксплицитной характеристикой князя, но не призвано «поведать» о событиях, приведших к смерти. Итак, отталкиваясь от предложенной И.П. Еремиными дифференциации форм летописного повествования, мы проведем стилистически-композиционный анализ текстов Ипатьевской летописи, посвященных княжеской смерти. Этот анализ позволит нам обнаружить необходимые для определения литературного жанра горизонтальные связи (определение Г. Ленхофф) между текстами, принадлежащими жанру некролога, сказания, рассказа или повести. Определяя сказание, рассказ, некролог и повесть как жанры, мы руководствуемся классификацией Д.С. Лихачева, введшего иерархический принцип жанрового членения Древней Руси, где летопись как объединяющий жанр включает в себя жанры первичные, к которым интересующие нас жанры и принадлежат.
|