Самоубийственные действия на реке Потомак

Снегопад начался просто чудесно. Он округлил края углова­тых зданий Вашингтона и выкрасил его памятники в белый цвет. Но к полудню 13 января 1982 г. он потерял всякое мило­сердие к местным жителям. Горы снега валились с неба и толстым слоем покрывали землю. Работников государственных учрежде­ний отпустили с работы пораньше, и на улицах возникли огром­ные пробки. Обычно кровельщик больницы Святой Елизаветы Роджер Олиан добирался до дома за полчаса. Но в тот день он провел за рулем машины уже два часа, однако еще не преодолел и половины пути. Быстрее было бы пойти пешком.

На подъезде к мосту на Четырнадцатой улице, который вел че­рез реку Потомак из округа Колумбия в Вирджнию, старый «Дат-сун»-пикап Олиана начал проявлять недовольство. Ему давно был нужен новый аккумулятор, а теперь еще и заканчивался бензин. Беспокоясь, что машина может заглохнуть и больше уже не завес­тись, Олиан не включал радио и дворники.

Когда в 16.01 в соседний пролет моста вошел Боинг-737, Олиан даже не заметил этого. Заключенный внутри своего покрытого снегом грузовичка, он не услышал и не почувствовал удара. Олиан начал замечать, что происходит нечто странное, только когда ос­тановился ехавший перед ним автомобиль. Водитель вылез и по­дошел к его пикапу. Олиан опустил стекло, и заснеженную тиши­ну прорезали крики мужчины.

— Ты это видел?

— Что «это»?

— Самолет! В реку только что упал самолет! — кричал мужчина.

Олиан отмахнулся от него. «Я подумал, что у него не все в по­рядке с головой. Единственное, чего я хотел, — так это поскорее добраться домой».

Но тот человек продолжал выкрикивать: «Я думаю, он может взорваться!»

«Ну, так залезай в машину и уезжай!» — сказал ему Олиан, за­крывая окно.

Мужчина послушался. Но, поехав за его машиной, Олиан заме­тил, что и другие автомобилисты ведут себя весьма странно. «Будто ты уронил кусочек хлеба в муравейник, и все муравьи вдруг начали двигаться каким-то странным образом. Поэтому я подумал: а вдруг этот мужик был прав?» Почти не раздумывая о том, что он делает и заведется ли позже его пикап, он подрулил к обочине и остановил машину. Если действительно рядом упал са­молет, а он этого даже не заметил, подумал Олиан, то это, скорее всего, был небольшой частный самолет. «Может быть, я смогу по­нять, что происходит, — сказал он себе, — а если кому-то нужна помощь и мне удастся сделать что-нибудь, пусть даже чисто фор­мально, это будет интересно».

«Это не маленький самолет»

Что заставляет человека рисковать собственной жизнью во имя спасения чужой? Одно дело — понести чей-то портфель во время эвакуации из горящего здания или помочь перепуганному незна­комцу подняться на ноги. Мелкие акты милосердия не требуют от нас многого, но, как мы уже убедились, имеют очевидную цен­ность с эволюционной точки зрения. Но как объяснить поистине иррациональные проявления душевной щедрости? Как бы мы ни превозносили героизм, он остается для нас совершенно непости­жимым явлением. Разве не такое поведение должно быть первым естественным кандидатом на эволюционное искоренение?

Данная глава посвящена проявлениям исключительной добро­детели. Мы уже провели анализ особенно неудачного поведения — паники. Мы рассмотрели гораздо более распространенное пове­дение, выражающееся в бездействии и называемое параличом. Однако почти в каждой катастрофе обязательно присутствует ге­рой. Иногда таких героев сотни. Все, что последует ниже, не бу­дет попыткой спеть дифирамбы герою. Этому посвящено множе­ство других достойных книг. В данной главе мы не станем устраи­вать оваций, а попытаемся понять этот феномен. Для этого мы попробуем посмотреть герою прямо в глаза и спросить его: о чем же, черт возьми, ты тогда думал?

Спускаясь легкой трусцой вниз к реке, Олиан увидел с дюжину других людей, таких же водителей, как и он, вылезших из своих автомобилей, чтобы посмотреть, что случилось. Они столпились на берегу реки и пытались связать из шарфов и электрических ка­белей спасательный трос. В воде, на расстоянии 75—100 ярдов от берега, Олиан увидел торчащее из воды хвостовое оперение пас­сажирского самолета. «Сначала я подумал, что это совсем не ма­ленький самолет, — вспоминает он, — а потом удивился, где же все остальное?»

Оказавшись ближе, он заметил, что посреди обломков самоле­та, пытаясь держать головы над месивом изо льда и снега, в воде плавали шесть человек. Это были пассажиры. Олиан сразу же по­нял, что никакого очевидного способа спасти их просто не суще­ствует. Река была покрыта льдом, и до них нельзя было добраться на лодке. Выбраться в безопасное место своими силами утопаю­щие тоже не могли: самолет раздробил весь лед между местом па­дения и берегом. Да и снегопад был настолько сильным, что Оли­ан не мог представить себе, как в таких условиях мог бы работать вертолет. Приблизившись к реке, он услышал, как выжившие в ка­тастрофе люди просят помочь им. Их крики эхом разносились в стылом воздухе. «Было ясно, что они знают, в каком сложном по­ложении оказались», — говорит Олиан. Но люди, находящиеся на берегу реки и на мосту, могли только смотреть на происходящее. Добежав до кромки воды, Олиан не остановился, чтобы пого­ворить с собравшимися там людьми. Он не снял подбитые сталью ботинки и не вынул из кармана пятифунтовую связку ключей. Он просто прыгнул в воду. Как он сказал позднее, ему было необхо­димо, чтобы те люди знали, что кто-то пытается их спасти. Вот и все. «Им нужно было немедленно увидеть кого-то. Если я когда-либо в жизни был в чем-то абсолютно уверен, так это в этом, — говорит он в своей спокойной, размеренной манере. — В худшем случае я просто ничего не смог бы сделать для их спасения, но, по крайней мере, подарил бы им надежду».

Сегодня Олиан совсем облысел, отрастил седую бороду и но­сит очки в тонкой оправе, став похожим на коллекционера вин и любителя классической литературы. Но в действительности он почти весь день проводит на улице, занимаясь тяжелым физиче­ским трудом. Он руководит небольшой собственной службой озе­ленения. Олиан занялся этим делом в 2002 г., когда правительство уволило его с должности кровельщика, на которой он прослужил более двадцати лет. Он часто работает в одиночестве, словно ак­робат, забираясь на деревья и срезая ненужные ветки. Когда мы встретились с ним в его красном кирпичном домике в Арлингтоне, он был одет в джинсовую рубашку, коричневые джинсы и крос­совки землистого цвета, которые часто видишь на работниках на­чинающих технологических компаний в Сиэтле. Его длинные руки устало висели вдоль тела, как у баскетболиста.

Мы усаживаемся в гостиной рядом с печкой, в которую Олиан периодически подкидывает дрова из симметрично уложенных по­ленниц. В процессе разговора он ласково гладит Сэнди, миниа­тюрного пуделя, одну из двух собачек, в которых они с женой не чают души. В начале разговора Олиан нечасто встречается со мной взглядами. Описывая тот давнишний, странный день на По­томаке, он смотрит на своего пуделя. Когда вторая собака по име­ни Пампкин подходит, чтобы лизнуть Сэнди в нос, он прерывает свой рассказ и возится со своими питомцами. «Ой, смотрите, они целуются!» — говорит он. Расслабившись, Олиан начинает чаще смотреть мне в глаза. Собаки со временем уходят куда-то по сво­им собачьим делам.