Бруяиый 1 страница
Шульгин В. В. Дни. М., 1927. С. 96. Х,МэрдокА. Дита слова. М., 1981. С. 128. ЛдЖ-Л: Теоретическая археология. М., 1983. С. 265—266. Бруяиый
Следует предположить, что иррационализм архаического сознания является той мощной и, возможно, исторически непобедимой силой, которая позволяет индивиду устоять в борьбе с абсурдом реальной действительности. Фрейд в "Толковании сновидений" отмечает, что сон — это особое состояние человека, в котором абсурд преодолен желанием сохранить состояние сна. Сознание человека, по Фрейду, как бы шепчет сну: "Да, да, ты прав, но дай мне спать". Это наш голос, наш шепот, это подсознание человека шепчет реальной действительности: "Да, да, ты права, но дай мне жить". Это позволяет объяснить, почему иррациональные компоненты архаического сознания в сущности содействовали сохранению человеческого рода. Замечательно в этой связи, что Эрос противостоит не только Танатосу, но и плоской рациональности во всех многочисленных ее проявлениях. Есть, однако, иная интерпретация несомненных возможностей, которыми обладает иррациональное начало, пришедшее в нашу психику из глубин архаического мышления. "Может быть, мы просто не в состоянии увидеть сверхъестественные силы, действующие позади естественных. Вопрос о разнице между естественным и сверхъестественным оставим пока в стороне. Но это не значит, что сверхъестественного вообще нет: просто вы свою неспособность понять возводите до уровня всеобщего закона'". По М. Элиаде, раньше мы были в состоянии слышать Бога и говорить с ним, затем — лишь обращаться к нему, а теперь он сошел с ярко освещенной поверхности сознания в его глубины. Все эти подходы также должны учитываться в концепции "архаического синдрома", развиваемой И. В. Следзевским. Вопрос о природе иррационального остается, на наш взгляд, открытым, хотя его существование и значение сомнений не вызывают.
В одной из замечательных философских притч Эжена Ионеско ристически сформулирована проблема, которую мы предпола-[ обсудить. "Существует человек созерцательный: он стремится испособиться к миру. Существует человек деятельный: он стре-ся приспособить мир к себе. Какое же решение верное? Нужно, 5ы и мир, и человек сделали шаг навстречу друг другу"1. Как возможно? Это возможно, если речь идет о живом слое Ми-i— о биосфере. Некогда этот шаг был сделан. В первобытную |поху, когда у очага господствовала женщина, были одомашнены |экивотные, составлявшие неотъемлемый элемент биоценоза, в ко-рый вписывались пещерные поселения людей. В результате со-рпряженной эволюции в домашней собаке был воплощен женский идеал мужчины (верный, сильный, бесстрашный страж очага и охотник, приносящий добычу) и проекция собственного идеально-|' го образа — в домашней кошке (независимая, гибкая, хищная, ласковая, любимая детьми). Эти и другие плоды эпохи сопряженной | эволюции — воплощенные шаги биосферы и социосферы навстречу друг другу. Но если мы должны сделать новые шаги, если мы решимся снова ступить на путь сопряженной эволюции (а мы должны), то теперь от человека потребуется многое: его роль заботливого обитателя биосферы, его сопряженное развитие со всем человечеством, его понимание собственной роли и функции в естественно-историческом процессе, который может привести к тому, что видовые особенности человека модифицируются. Многолетняя борьба с философией Ницше, евгеникой, социо-|< биологией постепенно табуировала представление о том, что "человек нынешний" эволюционно несовершенен и может изменяться. Обсуждение этой проблемы увело бы нас в сторону от основной темы, но хотелось бы ясно определить свое отношение к этому вопросу: его постановка правомерна, привлечение со-g циобиологических соображений к анализу эволюции функций человеческой психики вполне оправдано, экологическое мировоззрение не должно чураться ничего биологического и ничего ^-эволюционного в индивиде.
Культура изменяет способ существования природы. Она в состоянии ее разрушить, изменить, сохранить, сделать предметом поклонения— все это в силах культуры. Но, видимо, не в ее силах стать
^полностью нейтральной по отношению к природе, не влиять на ее чествование никак. Земной шар для этого слишком мал. Неда-ом в США существует словечко "culture-vulture" (дословно: Ь.'Чсультура-стервятница"). Как соотносятся человек и человечество? Посредством полового отбора, посредством культуры. Как соотносятся человек и общество? Посредством цивилизаций. Организм обращается в организацию, происходит превращение силы одного в силу многих, над-личную, подобную обручам для бочки — скрепляющую и поэтому особенно твердую, почти что неживую. Вспомните определение кости: "наименее живое в живом". Ведь именно поэтому кость обращается в опорную конструкцию, система костей— в скелет. Противопоставление Греции Риму как культуры — цивилизации стало общим местом в популярных работах; как правило, при.этом возносят Грецию и поносят Рим, упуская из виду, что мы живем в мире, где гораздо больше обломков Рима, чем следов существования Греции. Оппозиция "культура — цивилизация" имеет, возможно, серьезный теоретический смысл. Но по существу дела— в экологическом его аспекте — культура и цивилизация это две руки человечества. Утверждать, что правая не знает, что творит левая,— это самообман человечества. Правая не хочет знать, что творит левая. Самообман— это типическое состояние человечества, причем настолько, что невольно начинает казаться, что он составляет некоторое необходимое условие человеческого существования, выступающее в различных формах, причем все они составляют часть культуры1. Следует ли из сказанного, что природа обречена на то, чтобы обратиться в знак своего первозданного существования, как, например, стал знаком полового отбора брак? Или безумное невнимание к изменениям, происходящим в культуре человечества, биологии и поведении представителей человеческого рода и в среде его существования, приведет к решающим, может быть, катастрофическим переменам в существовании биосферы? В работе одного из современных утопистов (призывающего, между прочим, "отказаться от бескрайних полей со стоящими по ранжиру колосьями, которые и обрабатывать надо дивизиям хлеборобов под прикрытием чудовищных комбайнов"2) содержится небезынтересное утверждение: "Живые организмы, вовлеченные в техносферу — посевы сельскохозяйственных культур, одомашненные животные, посадки лесов в промышленных целях — все более механизируются. Они становятся все более несамостоятельными,
Иллюзия давала стол и кров, родильный дом и крышку гробовую, зато взамен брала живую кровь — не иллюзорную, живую. (Слуцкий Б. Я историю излагаю. М, 1990. С. 142—143). 2 Любарский Г. Экология техники // Знание — сила. 1995. № 4. С. 50. способными существовать без вмешательства человека, их био-дческие характеристики ориентированы не на выживание, а на оизводство максимальных количеств необходимых человеку эв. Это — фабрики для производства зерна, мяса, молока, гвесины. Жизнь перестраивается по образцу технических систем даже стандартизируется: землю покрывают одинаковые поля, рмы, лесопосадки, газоны..."'. Здесь любопытно многое, а в особенности — совершенно пра-пьное положение, что сельхозкультурам и домашнему скоту не.шить без людей, а людям — без них. Это ситуация, в которой "у цого есть то, что необходимо другому". Стоит ли это считать ем-то противоречащим генеральному направлению развития че-яовечества (если такое направление существует)? В этой связи возникает вопрос о "наиболее безумной" (или наи-чее замечательной) из идей Сталина: о лесозащитных полосах, о | лесопосадках, масштабы которых должны были в конечном счете евзойти спонтанно возникавшие "природные" леса. Речь здесь |шла, заметим, об изменении климата и состояния атмосферы, а не о | "фабрике древесины". Почему менее безумна идея экополиса — ь города, который вписался в природу, открыл ей свои врата; почему i менее безумны современные идеи "созополисов", "городов спасе- ' ния"2 от стресса, от индустрии, от политики? Только ли потому, что ^деревья растут сами, а намеченные для лесопосадок площади необ-: ходимы для сельскохозяйственных целей? Или потому, что тратить: деньги на города — политически оправдано, а на леса — нет? Говорят, что леса посадил Бог, а города построили люди. Но если [ Бог есть, то он построил и города — руками людей. И он может ( сажать леса — их руками.. С иррелигиозной (единственно научной) точки зрения одной из, существенных причин возникновения и существования экологических проблем является психология человека.
Если обратиться к сущности экологической проблематики, выясняется, что в психологическом смысле она обусловлена двумя фундаментальными психологическими закономерностями: ослаблением ^'отсроченных реакций и формированием сфероида социальной перцепции. Человек произошел в малых группах, относительно мед-р денно передвигающихся по малым территориям, а в пещерные емена своего существования люди не меняли места пребывания ногими поколениями— прообраз городов! Все, что уходит за го-зрнт, уже менее значимо, большие числа и большие расстояния не имеют зримого воплощения, а достаточно продолжительные отрезки времени тоже уходят за горизонт смыслового восприятия. Если корабль тонет медленно, то все плывущие на нем постепенно проникаются уверенностью, что он потонет не сегодня и засыпают ^мыслью, что он не утонет вообще. Или с какой-нибудь другой мыслью, ни к кораблю, ни к воде отношения не имеющей. Люди победили чуму и оспу потому, что они отсрочки не знали, смерть была налицо. У рака она вяло отсрочена, а у инфаркта— непредсказуемо внезапна, как кирпич с балкона на старой улице. Тут, конечно же, играет подсознательно важную роль и то обстоятельство, что рак (как, впрочем, и инфаркт) редко поражает молодых, им вообще непонятно, что их ждет, оценка жизни у них иная. Когда смерть возникает рядом как точка отсчета ценности жизни (во время эпидемий, например) — сфероид социальной перцепции становится иным, картина мира меняется, как во время войны, и в поиск средств борьбы включаются динамичный интеллект и одаренность молодежи. Надвигающаяся катастрофа — мощный стимул только тогда, когда она у порога и непосредственно угрожает наиболее креативной части мыслящего человечества. Надо признать, что в экологическом плане этот стимул еще не является достаточно мощным. Разумеется, не следует исключать и того, что вся экологическая проблематика — это порождение в сущности непреодолимого природного закона, ограничивающего возможности и численность человечества. Природа просто ограничивает человеческую популяцию — пандемиями гриппа, промышленными отходами, СПИДом; природа может и ликвидировать эту популяцию (например, ядерным или биологическим оружием). Но процесс это значительно более тонкий и сложный, чем позволяют заметить грубые приближения. Обратите внимание, скажем, на следующие факты. Пандемия гриппа, которая унесла больше жизней, чем первая мировая война, последовала непосредственно за ней. Что произошло бы, если бы они совпали? И что произошло бы, если атомная бомба нашла бы применение в начале, а не в середине 40-х годов? Это ничтожная часть примеров, которые, начиная с 6-го Вюрмского оледенения характеризуют существование человечества как процесс весьма маловероятный. В какой мере он случаен в масштабах Вселенной? От ответа на этот вопрос (а дать ответ на этот вопрос можно лишь опираясь на факты) зависит и ответ на вопрос о том, напрасны ли усилия тех, кто защищает от человека естественную среду его обитания.
В одной из пьес (лучше их называть притчами) Эжена Ионеско сформулированы два принципиально существенных для нашей темы вопроса. Первый. Стоит ли искать основу пони- и его цель как феномена культуры, если человечество вм по как результат случайного взаимодействия природных факго-fe и его „существование не имеет ни внутреннего смысла, ни тщшшального значения для нашей планеты — и шире — Все-аой? Персонаж притчи Ионеско обращается к воплощению ерти (в притче его зовут "Убийца просто так") и говорит: зможно, жизнь рода человеческого не имеет никакого значения, по быть, и гибель его тоже особого значения иметь не будет... и вы, «южно, правы, желая уничтожить его взрывом или хотя бы отгры-от него существо за существом, отламывая кусок за куском..." t словами, следует искать смысл существования рода человече-ого и, возможно, в этом и состоит источник развития понимания и ача культуры как формы преодоления конечности индивидуально-i существования человека. Второй вопрос и его решение, в общем виде, вы уже знаете. "Нужно, чтобы и мир, и человек сделали шаг навстречу друг дру-'"'. Как это возможно? Это надо обсудить. В прошлом это было эзможно— человечество прошло этап сопряженной эволюции, результатом остались, например, домашние животные. Сможет человеческая культура измениться настолько, чтобы вернуть |*гар и человечество к сопряженному развитию? Приведет ли оно к ^модификации видовых черт человека как родового существа? Есть |ли (и это главное) такие процессы, которые должны происходить |только спонтанно, только сами, такие процессы, вмешательство в эрые человека должно быть решительно и навсегда воспреще-ао, ввиду опасной ограниченности его познавательных сил? Быть может, Природа обладает если не целью, то генеральным равлением своего развития и стоит попытаться определить— эотивостоит ему существование человечества или, напротив, оно находится на самом острие этого движения к "точке Омега", о ко-орой размышлял Тейяр де Шарден2.
2 Согласно Тейяр де Шардену, единство сознаний — не слияние их, как отдель- ", необходимо автономный... именуемый "точкой Омега" (См.: Тейяр де Шар- < Я Феномен человека. М., 1987. С. 207). Относительно "точки Омега" см.: Tipler F. J. The Omega point as Eshaton: answer jiPannenberg's questions for scientists//Zigon, 1989. V.24,_№ 2. Здесь же и дискус-
Вот "точка Омега" (изображение, разумеется условное, символическое). Омега сияет в центре бесконечно приближающейся к ней спирали личных "я", Их число в каждый данный момент конечно, но спираль открыта, и будет ли ей конец, не знает никто. Глава 3
Весь трепет жизни всех веков и рас Живет в тебе. Всегда. Теперь. Сейчас. Максимилиан Волошин Эта глава посвящена корням понимания, а они уходят в глубь нашего прошлого, в глубины нашей психической жизни. Многие проблемы, которые здесь обсуждаются, еще не решены, но они существуют и на них нельзя закрывать глаза. Многие гипотезы носят спорный характер, но это понятно — на то они и гипотезы. Ряд тем, которые мы здесь затронем и обсудим, до недавнего времени считались у нас запретными, теперь же, наоборот,— модная тема разговоров, не имеющих зачастую никакого отношения к науке. Между тем именно научное понимание проблем любви, смерти, зарождения новой жизни проливает свет на тайны далекого прошлого и настоящего. Здесь научное понимание решительно противостоит
обыденному, мелкому. Вы должны помнить об этом. Людям старших поколений памятна модель нового, или идеального, человека. Он был главной целью воспитатель- ной работы. Это человек "политически грамотный, физически развитый, морально устойчивый и высокообразованный". Нет сомнения в том, что обществу именно такой человек и нужен. Но человек ли это? Нужен ли он другим людям и самому себе?1 Человек — это тот, кто любит, ревнует, боится, думает, рискует жизнью, сомневается, утверждает... Человек — это тот, кто незримыми нитями соединен с другими людьми.
ка. Эти нити попытался сделать зримыми Карл-Густав Юнг, создатель аналитической психологии. "Бессознательное не развивается — это величайшее открытие"1, — Это не столько подсознательное, сколько^досознательное, вне-личное, имперсональное3. Это архетипическое, "первообразное" ("архе" — древнейший, первоначальный, а "тип" — некогда означало "удар, оставляющий отметину": например, "типом" метили замковый камень арочного свода). Архетипически помечены многие связи сознания с действительностью. Архетипы обладают мощной порождающей силой и проявляют себя ненамеренно и ярко. Архетипичны прежде всего образы, закрепленные в глубине сознания и (в первообразном виде) поднимающиеся на его поверхность. Президент США Джон Ф. Кеннеди, который в годы войны командовал катером, любил рассказывать, как внезапно услышал крик вахтенного: "Японец на двух часах" — и японский эсминец возник из ночной тьмы и ударил катер в борт. Вахтенный, профессиональный моряк, точно обозначил, откуда шла опасность — представьте, что вы находитесь в центре гигантского циферблата лицом к 12, и вам станет ясно, откуда шел эсминец4. Но эта функция есть у циферблата потому, что он размечен, потому что он — круг. Существенно, что каждый из нас, выходя из-под крова, оказывается в центре круга. Круг очерчен горизонтом, это облик мира, каким он предстает человеку. Вот этот видимый облик архетипичен. Он идет из глубин прошлого. Он существует в некотором глубинном слое сознания, общем для всего человечества.
2 Там же. 3 И. Ефремов был прав, когда замечал: "Шаг ближе к пониманию психических 4 "Нарисуйте это",— говорил я испытуемым. И человек в центре циферблата не 42. Его конкретные модификации можно проследить уже на иных, рхотя тоже не полностью осознаваемых уровнях. Здесь наблюдается: ветвление архетипа круга применительно к историческому многообразию конкретных культур. Мы встретим здесь и тибетскую мандалу, и деревенскую околицу (как понятие культурно-исторически обусловленное), и гигантскую змею Мидгард, обви-; вающую весь мир, и циферблат часов. Но все это лишь позднейшие вариации, причем в них архетип и существует — вне конкретных воплощений он исследователю не дан. Он может проявиться в определенном сюжете, жанре, даже роде искусства. Воздействие произведения искусства усиливается архетипиче-ской его первоосновой: по словам Юнга, тот, кто говорит архетипами, говорит тысячью голосов. Архетипична в своей основе чрезвычайно острая психологическая реакция на произведения живописи (даже беспредметные и уже в силу этого не представляющие оснований для особенно широкого интереса). Существует точка зрения, что фотография и кино — не более, чем технически модифицированная живопись. Но и отдаленное от современности на десятки тысяч лет изображение не теряет силы воздействия на поведение. Открытие пещерной живописи обернулось личной трагедией для первооткрывателя, небывалыми дотоле обвинениями и последующими публичными покаяниями в научной среде. С изображением связано очень многое в истории человеческой психики, и это многое не ушло в прошлое, но осталось в коллективной памяти человечества. Прикосновение к тому, что в ней хранится, многократно усиливает воздействие, которое оказывает на сознание предмет смыслового восприятия. Некогда изображение на стене пещеры было элементом обрядового действа, воплощаемой частью мифа, зримо соединяющей действительное и возможное, реальное и воображаемое. На изображении бизона остались следы от ударов копьями. Надежда — вот что означал бизон на стене, вера в удачу на охоте. А надежда вообще неизгладима из человеческой психики1, с чем, видно, и связана ар-хетипическая природа воздействия изображения на зрителя. Архетипично в своих истоках не только изображение на стене. (оно может быть подвижно, и тогда это экран) — архетипично жи- i лгаце. Модулор Ле Корбюзье, столь рационально обоснованный в его трудах и архитектурной практике, есть реализация архетипиче-ского чувства сопричастности жилища и человека. "Окно — это соответствующая уровню нашей цивилизации дыра, стул — это \ камень, а шкаф — это ниша в скале. Тарелка — подражание ладони, чаша — сложенным ладоням, и даже вилка — стилизованная
Конечно, этот "горящий костер — в лесу или камине"3 необъяснимо привлекателен именно потому, что отношение к нему архетипично.
Согласно Юнгу, сновидения — это "ничья земля" между нормальной и патологической психологией. Вообще архетипы более всего выявляют себя именно в снах, психозах, а исторически — в мифах и сказках. Фантазии человека — это самоизображения бессознательного. Персональные фантазии восходят к личным переживаниям (забытым или вытесненным). Имперсональные фантазии имеют ближайшие аналогии в мифах и соответствуют коллективным (внеличным) структурным элементам психики. Первоосновы им-персональных фантазий передаются по наследству: структурные элементы человеческой психики наследуются подобно морфологическим элементам человеческого тела. Если наследуются форма носа и разрез глаз, почему не могут наследоваться формы мыслей и даже замыслов? Многие это отрицают в соответствии с традиционным неприятием "врожденного" в психике индивида. Врожденное, конечно же, есть. В сущности, психологи еще не оценили по достоинству тот поразительный факт, что в генах некоторых видов птиц заложен архетип перелета, включая направление и способы ориентировки в пространстве. Поведение охотничьих собак дает поучительные примеры могущества искусственного отбора. Можем ли мы уверенно отвергать предположение, что архетип наследуется в прямом биологическом смысле этого термина. Разумеется, поведение — это не духовная жизнь, но это ее видимое проявление. Когда интенсивность и напряженность работы сознания снижаются, двери в
2 Фролов И. Т. Человек в век компьютеров // Известия.— 1985.— 25 июля. 3 Там же. «пространство сознания распахиваются и туда устремляется бессознательное (вспомните, как возникает бред при резких подъемах: температуры тела, вспомните сны; онейроидные (сновидные) со-i стояния и симптоматика ряда психических заболеваний также говорят в пользу этой гипотезы). Архетипические по своей природе, соотносимые с бессознательным по самой своей сущности, они до-сознательны. Юнг видел в архетипах источники защиты себя в точности такие же, как подвергшиеся небрежному обращению органы и системы органов человека. Они — в норме — дают мощный импульс творчеству. Юнг был еще любимым учеником Фрейда, "наследным принцем психоанализа" когда ему приснился удивительный сон. Гостиная, обставленная в стиле XVIII века (эта мебель была изящна^даже капризна, если можно так выразиться о прихотливо изогнутых ножках и спинках). Он спускается в цокольный этаж. Тут стены покрыты темными дубовыми панелями, мебель куда старше — тяжелая, прочная, чуть ли не вечная мебель XVI века. Дверь! Он спускается по старинной лестнице в большую комнату со сводчатым потолком, и тихая мелодия, которая сопровождала его, глохнет. В комнате пусто. Гладкие, безмерно старые каменные плиты пола. Только в углу лежит что-то округлое, темное, металлическое. Он нагибается. Это кольцо. Ухватившись за него, можно поднять плиту — вниз, вглубь ведет узкий лестничный пролет. Он ведет в полутьму подвала, может быть пещеры, где виднеются два черепа, осколки каменных орудий, кости-Пылинки, играющие в солнечном луче, напоминали ему о свете разума и просвещения, полутьма опустевших комнат, которые, однако, имели вполне жилой вид,— о том, что прошлое всегда с нами и открыто для воспоминаний, а по стенам доисторической пещеры скользили тени, тени того, что происходило не с нами, но неотвратимо, вместе с мозгом, перешло к нам. Этот сон непосредственно связан с реальными обстоятельствами жизни Юнга. Он родился в доме, построенном двести лет назад, а мебель — от кухонного стола до кабинета, комодов и кроватей в спальне — насчитывала триста лет добротного семейного (а не музейного) существования. Вот такой это был вросший в европейскую землю, в европейскую цивилизацию дом, а взгляды родителей своих Юнг с несвойственной ему прямотой называл средневековыми, они были истинно религиозные люди и Библию понимали не как мы, а буквально.
|
ального существования оставалась невелика, и отвлеченное понятие естественной смерти формировалось достаточно долго; оно остается отвлеченным от уровня обыденного сознания и поныне. Смерть естественной не бывает. Находя и называя ее конкретные причины (заболевание, несчастный случай), мы подсознательно утверждаем, что вне этих причин жизнь, бесспорно, продолжалась бы. Это личное убеждение, которое кажется вполне современным, на самом деле совершенно архаично и господствовало в первобытном мышлении. Сравнивая Гипнос и Танатос, силы сна и смерти, мы могли бы сказать, что Танатос страшен, а Гипнос непобедим.
1 Хаксли О. Контрапункт. М., 1936. С. 314. Любопытно сравнить эту классически ясную формулировку с тем, что впоследствии увидел и понял О. Хаксли, изменив состояние своего сознания. (См.: Хаксли О. Двери восприятия. Рай и Ад. М., 1994).
1 Ср. у Слуцкого:
1 Ионеско Э. Носорог. М., 1991. С. 105.
ВГЛУБЬ
' Вспомните плакат, висевший на стене у Кристобаля Хунты: "Нужны ли мы вам?";.Этот законный вопрос возник, как видим, еще в начале 60-х годов нашего ве-
1 ВыготскийЛ.С. Собр. соч. М, 1982. Т. 1. С. 166.
Андре Мальро заметил как-то, что надежда людей и есть смысл их жизни. Возможно.
рука с растопыренными пальцами"1. И это не единственно архети-пические черты города. Вполне архетипично, например, смысловое восприятие искусственного освещения. Едва ли не каждый из нас имел случай убедиться в том, что свет "лампы дневного света" не воспринимается как дневной; он воспринимается, скорее, как лунный. И ничего удивительного в этом нет: тьме архетипически противостоит не солнце, а луна, а источником искусственного освещения служит огонь. Ослепительно желтый свет уличных ламп новых серий воспринимается как создающий ощущение комфорта и даже тепла. Это работает архетип костра, который согревал наших пращуров и ныне с непобедимой силой влечет к себе детей (сколь не случайны их игры с огнем!). Да и не только детей. И. Т. Фролов заметил как-то: "...есть в самом взгляде на костер нечто... колдовское, совершенно необъяснимое"2.
