Особенности экономики России второй половины XVIII в. Расцвет крепостничества

Хозяйственное развитие страны при Екатерине II было столь же противоречивым. По-пре­жнему динамично развивалась промышленность: если в 60-е гг. XVIII в. в стране было 663 ма­нуфактуры, то к концу столетия — уже 2294. Россия стала крупнейшим экспортером железа в Европу; вывозились также пенька, лен, кожи, лес, полотно; с 1762 г. был разрешен свободный вывоз хлеба, но в общем объеме экспорта он занимал незначительное место. Структура импорта изменилась мало: главными статьями его оставались «колониальные товары» (чай, кофе, сахар, фрукты), сукна, краски. Общий внешнеторговый оборот увеличился с 14 млн рублей в 50-е гг. до 110 млн рублей в 90-е гг. XVIII в., при этом внешнеторговый баланс оставался активным: экспорт товаров превышал импорт.

Такой рост был вызван не только общей экономической конъюнктурой, но и освобождением промышленности от строгого государственного регулирования. До 60-х гг. XVIII в. заведение «не­указных» (т.е. без разрешения Берг- и Мануфактур-коллегий) предприятий преследовалось — часто по доносам их «указных» конкурентов, получавших специальные «жалованные грамоты». Так, в 1736 г. московскому купцу Андрею Еремееву для заведения суконной мануфактуры был выдан беспроцентный кредит в 10 тыс. рублей при условии возвращения его товарами, даровано осво­бождение от городских «служб» и постоев, право рубить лес под Москвой, беспошлинно ввозить инструменты из-за границы; грамота определяла обязательные поставки сукна в казну, и только его остатки предприниматель мог реализовать на рынке. Другой формой вмешательства государс­тва в экономику было предоставление лицу или «компании» монополии на производство, добычу и торговлю определенными товарами. Кроме того, власть определяла размер «госзаказа», качество и даже ассортимент изделий; заводчики были подсудны коллегиям.

С принятием тарифа 1724 г. сократился привоз иностранных товаров, но усилилась контра­банда. В 1731 г. был принят новый тариф, отменивший покровительственную систему; пошли­ны на некоторые виды привозных товаров из чугуна и железа, на селитру, сырье, инструменты, азотную кислоту были снижены с 75 до 10 %. Последующие таможенные тарифы (1766, 1782 гг.) поощряли свободу торговли или же являлись умеренно протекционистскими (1757, 1793, 1795 гг.). В 1754 г. были отменены внутренние таможенные пошлины.

При Екатерине II в 1762 г. ликвидированы были и торговые монополии (кроме водочной и соляной). Манифест 1775 г. вводил свободу предпринимательства: теперь представители всех сословий, включая крепостных, получили право «заводить станы и рукоделия», не испрашивая разрешения и без всякой регистрации. В 1769 г. в России впервые появились бумажные де­ньги — ассигнации, облегчившие операции с крупными суммами. С присоединением Северного Причерноморья возникли новые города — Одесса, Херсон, Николаев, Севастополь; оживилась черноморская торговля.

Введение свободы предпринимательства и невозможность покупки рабочих рук (в 1762 г. купцам и промышленникам было запрещено покупать «деревни» к заводам) заставляло мануфак­туристов учитывать конъюнктуру рынка, привлекая вольнонаемный труд. Если в первой поло­вине XVIII в. в промышленности господствовал принудительный труд, то во второй его половине количество наемных рабочих стало расти и к концу столетия составило 59% в обрабатывающей промышленности. Происходили' эти процессы прежде всего в тех отраслях, которые работали на рынок и не были связаны с государственными заказами. Важную роль здесь играли крестьянские промыслы, которые в наибольшей степени были развиты в центральных нечерноземных губерни­ях и на Севере. Здесь многие крестьяне начинали со скупки продукции промыслов в округе, затем переходили к раздаче сырья и полуфабрикатов мелким производителям, выплачивая им за готовые изделия заработную плату, постепенно превращая их таким образом в наемных рабочих. Другим источником первоначального накопления для крестьян и купцов стали откупа и торговля. Такая новая отрасль, как хлопчатобумажная, имела самые высокие темпы развития и была уже сплошь капиталистической. В полотняной и шелковой промышленности численность вольнонаемных ра­бочих составляла 65%. В то же время суконные и металлургические предприятия по-прежнему использовали принудительный труд, что тормозило внедрение технических новшеств (в 1763 г. в России появились первый прокатный стан и паровая машина). Таким образом, в экономике Рос­сии произошли не только количественные, но и качественные изменения: в последней четверти XVIII в. оформился капиталистический уклад.

Появились первые «крепостные капиталисты» вроде Ефима Грачева, предприимчивого кре­постного, вынужденного созданную им фабрику арендовать у юридического собственника — свое­го хозяина графа Н. П. Шереметева. В 1795 г. Грачев, сумев выкупиться на свободу за 135 тыс. рублей, записался в купцы I гильдии. Возникали новые промышленные центры — Кимры, Ива­ново, Рыбная слобода, Шуя, Егорьевск, еще не имевшие статуса города.

Крестьянское хозяйство оставалось в массе своей слабо связанным с рынком («среднестатис­тический» мужик тратил в год 18—20 копеек), но господа уже не могли обойтись только домаш­ним «припасом» и домотканой одеждой. В имущественном отношении дворянство было неодно­родным. В XVIII в. его «верхушка» (600 чел.) располагала в среднем по 1 300 крепостных душ; внутри этой группы существовал узкий круг потомственной знати, связанный кровным родством и соединявший занятие важнейших постов с высоким имущественным положением. Слой поме­щиков «средней руки» (5 тыс. человек или 7,9 %) владел 100-500 душами; основная же масса дворян (59 тыс. человек, или 91,3 %) имела не более 100 душ, в том из них 60 % — всего от 1 до 20 душ. По имеющимся расчетам, образование и «европейский образ жизни» были доступны в XVIII в. лишь помещикам, обладавшим не менее 100 душами.

Дневник небогатого помещика Ярославской губернии, отставного капитана Петра Яковлева за 1786 г. свидетельствует, что его автор, как ни старался, вынужден был прибегать к покупкам: жизнь в городском доме требовала чая и сахара, для выхода в общество нужно было заказать у портного новый камзол и штаны, за портрет приходилось платить художнику. Чтобы выру­чить деньги, помещик сам продавал на ярмарке продукты своего хозяйства: масло, лен, ячмень, лошадей. На другом полюсе находился богатейший помещик России граф П. Б. Шереметев, владелец подмосковных Кускова и Останкина, вообще не мысливший свою жизнь без разнооб­разных, преимущественно импортных товаров. Для него за рубежом закупались практически все вещи повседневного обихода: ткани, кареты, обои, костюмы, табак, вино, бумага, сосиски, селедки, пиво с раками и даже зубочистки и «олово для конопаченья зубов». Строительство и благоустройство загородных дворцов и содержание театра требовали огромных расходов — не случайно бюджет графа и его сына, известного мецената Н. П. Шереметева, постоянно сводился с дефицитом.

Установление прочных торговых связей с европейскими странами через балтийские, а затем и черноморские порты «подключило» Россию к мировому рынку: в течение XVIII в. объем вне­шней торговли вырос (в сопоставимых ценах) в 26,5 раз. Следствием этого стала «революция цен» — общий индекс цен за столетие вырос в 5'раз за счет нивелирования громадного разрыва в ценах, который существовал на рубеже ХУП-ХУШ вв. в России и западноевропейских странах. Напомним, что в Европе цены намного выросли еще в ХУ1-ХУП вв. за счет притока золота и се­ребра из испанских колоний в Америке.

Изучение хлебной торговли показало, что к 70-м гг. XVIII в. колебания стоимости зерна и му­ки в разных районах страны стали подчиняться единым закономерностям, т. е. сложился всерос­сийский хлебный рынок. Дворян-землевладельцев постоянное подорожание сельскохозяйствен­ных продуктов и прежде всего хлеба (за столетие — в 6 раз) стимулировало заводить барщинное хозяйство для продажи урожая на рынке. Барская запашка на душу населения за вторую половину XVIII в. возросла вдвое, и к концу столетия с каждого барщинного крестьянина помещики стали получать в 28 раз больше дохода, чем в начале века. В Нечерноземье дворяне предпочитали уве­личивать денежный оброк, что, в свою очередь, подталкивало крестьян к заведению различных промыслов или к легальному «отходу» на заработки.

Таким образом, рост цен на сельскохозяйственные продукты при большом спросе на них как внутри страны (со стороны населения нечерноземных губерний, новой столицы и армии), так и за границей стимулировал товарное производство на крепостной основе и способствовал усилению кре­постного права. В 1765 г. помещики получили право ссылать крестьян на каторгу, а в 1767 г. жалоба крепостного на помещика стала рассматриваться как уголовное преступление — так при Екате­рине II завершилось формирование крепостного права: теперь помещик мог по своему желанию отдать крепостного в солдаты, переселить на жительство в другую местность, продать, отрывая от семьи; только убить крепостного по закону было нельзя. Кроме того, за 34 года царствования Екатерины II дворяне получили 425 тыс. «душ».

Если Петр I стремился сделать Россию передовой промышленной державой, то к концу XVIII в. страна превратилась в экспортера прежде всего сельскохозяйственного сырья — кожи, сала, льна, пеньки и хлеба; зерно на рубеже XVIII—XIX вв. заняло первое место среди экспортных товаров страны. Доходы от этой торговли поступали в основном в карман помещиков. По современным подсчетам, за счет увеличения числа крепостных, усиления их эксплуатации и роста цен помещи­ки получили за 1711—1800 гг. огромную сумму в 1297 млн руб.; при этом большую часть прироста доходов (919 млн руб., или почти 77 %) им обеспечил рост цен на сельскохозяйственные товары. Государственное налогообложение крестьян при этом почти не увеличилось, и помещики могли повышать размеры ренты в свою пользу.

Эти огромные средства, за редким исключением, не вкладывались в производство, а шли на потребление — строительство и обустройство дворянских усадеб, роскошный образ жизни, за­граничные путешествия, дорогие вина, платья, кареты. Спрос на предметы роскоши со стороны дворянства стимулировал импорт промышленных изделий, что тормозило рост отечественной го­родской промышленности и ремесла.

Дворяне пробовали заводить вотчинные полотняные, стекольные и другие мануфактуры. Сре­ди крупнейших владельцев винокуренных заводов и поставщиков вина казне были фельдмарша­лы Н. Ю. Трубецкой и П. А. Румянцев, сенатор и тайный советник Г. Р. Державин; генералы Н. И. Салтыков и Ю. В. Долгоруков брали на откуп «питейные дома», братья Шуваловы и Во­ронцовы получали огромные доходы на «приватизированных» по крайне низким ценам казенных металлургических заводах. Однако промышленники благородного происхождения интересова­лись прежде всего доходами и не стремились вкладывать деньги в расширение и модернизацию производства.

Цены на сельскохозяйственные продукты росли быстрее, чем на промышленные товары, и это отрицательно сказывалось на жизненном уровне городских жителей, занятых в промышленности и ремесле. Сами горожане стремились иметь огород, скот и даже пашню, что, в свою очередь, способствовало сохранению аграрных черт российских городов — «больших деревень». Из 500 «официальных» городов империи только 6 % действительно были центрами торговли, промыш­ленности, образования и городского образа жизни. Большая часть (60 %) городов имели пашню, стадо, сады и огороды: «Обыватели промыслов никаких не имеют, только имеют одну пашню, и ремесла народ никакого не имеет» — так описывал академик И. Лепехин город Гремячев Туль­ской губернии. К концу века городские «обыватели» составляли только 4 % населения, тогда как в Англии — 25 %. В XVIII в. они и не помышляли о борьбе за свои права и на заседаниях Комис­сии для составления нового уложения просили о даровании им чинов и права владеть крепостны­ми, и жаловались на то, что их «всякий называет, особливо дворянство, мужиками».

За годы правления Екатерины II население страны увеличилось с 20 до 36 млн человек, бюджет вырос с 16 до 69 млн рублей, внутренний товарообмен — в 5 раз. Военное могущество обеспечива­лось 400-тысячной армией и мощным флотом. Но за громкими победами и официальным «благо­денствием» империи к концу столетия уже проявлялись первые признаки начинавшегося кризиса.

Дорогостоящие войны и реформы привели к бюджетному дефициту, несмотря на увеличение поступлений от водочной монополии в 6 раз, что составило половину всех государственных дохо­дов. Эмиссия бумажных денег способствовала инфляции. Хотя в Манифесте 1787 г. Екатерина II провозгласила «святостью слова царского за Нас и за преемников Императорского Российского Престола, что число банковских ассигнаций никогда и ни в каком случае не долженствует про­стираться в нашем государстве выше 100 000 000 руб.», однако обещанная сумма ассигнаций де­ржалась только три года, а затем заработал печатный станок, и к началу XIX в. 1 рубль серебром стоил 4 рубля ассигнациями.

В 1769 г. правительство впервые прибегло к заграничным займам у голландских и генуэзских банкиров. В 80-х — 90-х гг. XVII в. было заключено 22 внешних займа (4%-, 4,5%-, 5%-ных); внешний долг составил 82,5 млн гульденов или 55 млн рублей серебром.