Как ни странно, но, несмотря на мрачные предчувствия, овладевшие всеми,на "Призраке" пока никаких особенных событий еще не произошло. Мы плыли насеверо-запад, пока не достигли берегов Японии и не наткнулись на большоестадо котиков. Явившись сюда откуда-то из безграничных Просторов Тихогоокеана, они совершали свое ежегодное переселение на север, к лежбищам уберегов Берингова моря. Повернули за ними к северу и мы, свирепствуя иистребляя, бросая ободранные туши акулам и засаливая шкуры, которыевпоследствии должны были украсить прелестные плечи горожанок. Это было безжалостное избиение, совершавшееся во славу женщин. Мяса ижира никто не ел. После дня успешной охоты наши палубы были завалены тушамии шкурами, скользкими от жира и крови, и в шпигаты стекали алые ручейки.Мачты, снасти и борта -- все было забрызгано кровью. А люди с обнаженнымиокровавленными руками, словно мясники, усердно работали ножами, сдирая шкурыс убитых ими красивых морских животных. На моей обязанности лежало считать шкуры, поступавшие на борт сошлюпок, и наблюдать за тем, как ведется свежеванье и последующая уборкапалуб. Невеселое занятие! Все во мне возмущалось против него. Но вместе стем мне еще никогда не приходилось распоряжаться столькими людьми, и эторазвивало мои довольно слабые административные способности. Я чувствовал,что становлюсь тверже и решительнее, и это не могло не пойти на пользу"неженке Ван-Вейдену". Я начинал понимать, что мне никогда уже не стать прежним ХэмфриВан-Вейденом. Хотя моя вера в человека и в жизнь все еще противиласьразрушительной критике Волка Ларсена, кое в чем он все же успел сильноповлиять на меня. Он открыл мне реальный мир, с которым я практически не былзнаком, так как всегда стоял от него в стороне. Теперь я научился ближеприсматриваться к окружающему, спустился из мира отвлеченностей в мирфактов. С тех пор как началась охота, мне больше чем когда-либо приходилосьпроводить время в обществе Волка Ларсена. Когда погода бывала хороша и мыоказывались посреди стада, весь экипаж был занят в шлюпках, а на бортуоставались только мы с ним да Томас Магридж, который в счет не шел. Впрочем,мы тоже не сидели без дела. Шесть шлюпок веером расходились от шхуны, покарасстояние между первой наветренной и последней подветренной шлюпками недостигало десяти, а то и двадцати миль. Потом они плыли прямым курсом, итолько ночь или плохая погода загоняли их обратно. Мы же должны былинаправлять "Призрак" в подветренную сторону, к крайней шлюпке, для тогочтобы остальные могли с попутным ветром подойти к нам в случае шквала илиугрозы шторма. Нелегкая это задача для двух человек, особенно при свежем ветре,справляться с таким судном, как "Призрак": управлять рулем, следить зашлюпками, ставить или убирать паруса. Я должен был овладеть всем этим, иовладеть быстро. Управление рулем далось мне легко. Но взбираться наверх насалинг и подтягиваться на руках, когда нужно было лезть еще выше, уже безвыбленок, оказалось потруднее. Однако я скоро научился и этому, так какчувствовал какое-то необъяснимое желание поднять себя в глазах ВолкаЛарсена, доказать свое право на жизнь и доказать не путем одних толькорассуждении. И настало время, когда мне даже доставляло радость взбиратьсяна самую верхушку мачты и, охватив ее ногами, осматривать с этой жуткойвысоты море в бинокль, разыскивая шлюпки. Помню, как в один ясный тихий день охотники выехали спозаранку и звукивыстрелов постепенно удалялись и замерли: шлюпки рассеялись по безграничномупростору океана. С запада дунул чуть приметный ветерок. Мы едва успеливыполнить наш обычный маневр в подветренную сторону, как ветер упал совсем.С верхушки мачты я следил за шлюпками: все шесть, одна за другой, исчезли загоризонтом, преследуя плывших на запад котиков. Мы стояли, чуть покачиваясьна водной глади. Ларсен начал беспокоиться. Барометр упал, и небо на востокене предвещало ничего хорошего. Ларсен неотступно всматривался вдаль. -- Если нагрянет оттуда, -- сказал он, -- и отнесет нас от шлюпок,много коек опустеет в обоих кубриках. К одиннадцати часам море стало гладким, как зеркало. К полудню жарасделалась невыносимой, хотя мы находились уже довольно далеко в северныхширотах. В воздухе -- ни малейшего дуновения. Душная, гнетущая атмосфера; вКалифорнии в таких случаях говорят: "как перед землетрясением". Во всем этомбыло что-то зловещее, и возникало ощущение приближающейся опасности.Понемногу все небо на востоке затянуло тучами; они надвигались на нас,словно чудовищные черные горы, и так ясно можно было различить в них ущелья,пещеры и пропасти, где сгустились черные тени, что глаз невольно искал тамбелую линию прибоя, с ревом бьющего о берег. А шхуна все так же плавнопокачивалась на мертвой зыби, и ветра не было. -- Это не шквал, -- сказал Волк Ларсен. -- Природа собирается встать надыбы, и когда буря заревет во всю глотку, придется нам поплясать. Боюсь,Хэмп, что мы не увидим половины наших шлюпок. Полезайте-ка наверх и отдайтетопселя! -- Но что же мы будем делать, если и в самом деле "заревет"? Ведь настолько двое! -- ответил я с нотой протеста в голосе. -- Мы должны воспользоваться первыми порывами ветра и добраться донаших шлюпок прежде, чем у нас сорвет паруса. А там будь что будет. Мачтывыдержат, и нам с вами тоже придется выдержать, хотя будет не сладко! Штиль продолжался. Мы пообедали на скорую руку. Меня тревожила судьбавосемнадцати человек, скрывавшихся где-то за горизонтом, в то время как нанас медленно надвигались черные громады туч. Но Волка Ларсена это,по-видимому, не особенно беспокоило, хотя, когда мы вышли на палубу, язаметил, что у него слегка раздуваются ноздри и движения стали быстрее. Лицоего было сурово и жестко, но глаза -- ясно-голубые в тот день -- как-тоособенно поблескивали. Меня поразило, что Ларсен был весел -- свирепо весел,словно он радовался предстоящей борьбе, ликовал в предвкушении великойминуты, когда стихии обрушатся на него. Не заметив меня, он презрительно и, должно быть, бессознательнорасхохотался, словно бросая вызов приближающемуся шторму. И сейчас еще вижуя, как он стоял, словно пигмей из "Тысячи и одной ночи" перед исполинскимзлым гением. Да, он бросал вызов судьбе и ничего не боялся. Потом он прошел в камбуз. -- Кок, ты можешь понадобиться на палубе. Когда покончишь со своимикастрюлями и сковородками, будь наготове -- тебя позовут! -- Хэмп, -- сказал он, заметив, что я смотрю на него во все глаза, --это получше виски, хотя ваш Омар Хайам этого не понимал. В конце концов онне так уж умел пользоваться жизнью! Теперь и западная половина неба нахмурилась. Солнце померкло и скрылосьво мгле. Было два часа дня, а вокруг нас сгустился призрачный полумрак,прорезываемый беглыми багровыми лучами. В этом призрачном свете лицо ВолкаЛарсена пылало, и моему растревоженному воображению мерещилось как бы некоесияние вокруг его головы. Стояла необычайная, сверхъестественная тишина, и вто же время все вокруг предвещало приближение шума и движения. Духота и знойстановились невыносимы. Пот выступил у меня на лбу, и я почувствовал, как онкаплями стекает по лицу. Мне казалось, что я теряю сознание, и я ухватилсяза поручни. В эту минуту пронесся еле заметный вздох ветерка. Будто легкийшепот, прилетел он с востока и растаял. Нависшие паруса не шелохнулись, нолицо мое ощутило это дуновение, как приятную свежесть. -- Кок, -- негромко позвал Волк Ларсен. Показалось жалкое, все в шрамах, лицо Томаса Магриджа. -- Отдай тали фока-гика и переложи гик. Когда фок начнет наполняться,потрави шкот и опять заложи тали. Если напутаешь, это будет последнейошибкой в твоей жизни. Понял? -- Мистер Ван-Вейден, будьте готовы перенести передние паруса. Потомпоставьте топселя, и как можно скорее; чем быстрее вы это сделаете, темлегче вам будет справиться с ними. Если кок замешкается, дайте ему в зубы. Я почувствовал в этих словах скрытую похвалу и был доволен, чтоотданное мне приказание не сопровождалось угрозой. Нос шхуны был обращен ксеверо-западу, и капитан хотел сделать поворот фордевинд при первом жепорыве ветра. -- Ветер будет дуть нам в корму, -- объяснил он мне. -- Судя попоследним выстрелам, шлюпки отклонились немного к югу. Он повернулся и пошел к штурвалу. Я же направился на бак и занял своеместо у кливеров. Снова и снова пронеслось дыхание ветерка. Паруса ленивозаполоскали. -- Наше счастье, что буря налетела не сразу, мистер Ван-Вейден! --возбужденно крикнул мне кок. Я тоже был этому рад, так как знал уже достаточно, чтобы понимать,какое несчастье грозило нам -- ведь все паруса были поставлены. Ветер дулсильными порывами, паруса наполнились, и "Призрак" двинулся вперед. ВолкЛарсен круто положил руля под ветер, и мы пошли быстрее. Теперь ветер дулнам прямо в корму; он завывал все громче, и передние паруса оглушительнохлопали. Я не мог видеть, что делается на остальной палубе, но почувствовал,как шхуна внезапно накренилась, когда фок и грот наполнились ветром. Явозился с кливером, бом-кливером и стакселем, и когда справился наконец сосвоей задачей, "Призрак" уже мчался на юго-запад под всеми парусами,вынесенными на правый борт. Не успев перевести дух, с бешено бьющимсясердцем, я бросился к топселям и успел вовремя убрать их. Затем отправилсяна корму за новыми приказаниями. Волк Ларсен одобрительно кивнул и передал мне штурвал. Ветер крепчал,волнение усиливалось. Я стоял у штурвала около часу, и с каждой минутойправить становилось все труднее. У меня не было достаточно опыта, чтобывести шхуну бакштаг при таком ветре. -- Теперь поднимитесь с биноклем наверх и поищите шлюпки. Мы прошли неменьше десяти миль, а сейчас делаем по крайней мере двенадцать илитринадцать узлов. Моя старушка быстра на ходу! Я ограничился тем, что взобрался на салинг, в семидесяти футах надпалубой, и выше не полез. Осматривая пустынное пространство океана, я понял,что нам необходимо очень спешить, если мы хотим подобрать наших людей. Меняохватывало сомнение, могут ли шлюпки уцелеть среди этих бушующих волн.Казалось невероятным, чтобы такие хрупкие суденышки устояли против двойногонапора ветра и волн. Я не ощущал всей силы ветра, так как мы мчались вместе с ним. Но ясмотрел с высоты вниз, и порой мне казалось, что я нахожусь не на судне, асмотрю на него как бы со стороны. Контуры мчащейся шхуны резко выделялись нафоне пенистых вод. Порой, накренившись правым бортом, она взлетала наогромную волну, и тогда палубу до самых люков заливало водой. В такиемгновения, когда шхуна переваливалась с одного борта на другой, я сголовокружительной быстротой описывал в воздухе дугу, и мне казалось, что янахожусь на конце огромного перевернутого маятника, амплитуда колебанийкоторого достигает семидесяти футов. Ужас охватил меня от этой бешенойкачки. Дрожащий и обессиленный, я руками и ногами уцепился за мачту и уже немог искать в море пропавшие шлюпки, -- взор мой был в страхе прикован кбушевавшей подо мной разъяренной стихии, грозившей поглотить "Призрак". Но мысль о погибавших людях заставила меня опомниться, и я в тревогепринялся искать глазами шлюпки, забыв о себе. Целый час я не видел ничего,кроме пустынных кипящих волн. Но вот вдали, там, где одинокий луч солнца,прорвавшись сквозь тучи, превратил мутную поверхность океана в расплавленноесеребро, я заметил маленькое черное пятнышко. Оно то взлетало на гребеньволны, то скрывалось из виду. Я стал терпеливо выжидать. Снова крошечнаячерная точка мелькнула среди свирепых валов, слева по носу от нас. Кричатьбыло бы бесполезно, но я жестами сообщил Волку Ларсену о своем открытии. Онизменил курс, и когда пятнышко мелькнуло прямо впереди нас, я утвердительномахнул рукой. Пятнышко росло так быстро, что только тут я впервые вполне оценилскорость нашего бега по волнам. Волк Ларсен дал мне знак спуститься вниз и,когда я подошел к штурвалу, велел положить шхуну в дрейф и растолковал, чтоя должен для этого предпринять. -- Теперь весь ад обрушится на вас, -- предостерег он меня, -- но вы неробейте. Делайте свое дело и смотрите, чтобы кок стоял у фока-шкота. Мне удалось кое-как пробраться на бак, хотя то с одного, то с другогоборта палубу заливало водой. Отдав распоряжения Томасу Магриджу, я взобралсяна несколько футов по фор-вантам. Шлюпка была теперь очень близко идрейфовала против ветра на своей мачте и парусе, выброшенных за борт ислуживших плавучим якорем. В шлюпке было трое, все они вычерпывали воду.Каждый водяной вал скрывал их из виду, и я с замиранием сердца ждал, чтовот-вот они исчезнут совсем. Но внезапно шлюпка стрелой вылетала из пенистыхволн, становясь при этом почти вертикально и опираясь только на корму, такчто обнажался весь ее мокрый черный киль. Потом нос опускался, кормаоказывалась высоко над ним, и на мгновение становилось видно, как все трое вбезумной спешке вычерпывают воду. И шлюпка снова низвергалась в зияющуюпучину. Каждое новое ее появление воспринималось как чудо. "Призрак" вдруг изменил курс и уклонился в сторону. Я с содроганиемподумал, что Волк Ларсен считает спасение шлюпки невозможным, но тут жесообразил, что он просто готовится лечь в дрейф. Я поспешил спуститься напалубу, чтобы быть наготове. Мы шли теперь прямо фордевинд, а шлюпка была унас на траверзе, и довольно далеко. Внезапно я почувствовал, как шхуна пошла ровнее и скорость ее заметновозросла. Она почти на месте разворачивалась носом к ветру. Когда шхуна стала под прямым углом к волнам, ветер, от которого мы досих пор убегали, со всей силой обрушился на нас. По неопытности я повернулсялицом к ветру. Он надвинулся на меня плотной стеной, воздух стремительноворвался в мои легкие, и я не мог его выдохнуть. Я задыхался, и когда"Призрак", сильно накренившись на наветренный борт, вдруг словно замер наместе, я увидел огромную волну прямо у себя над головой. Я повернулся спинойк ветру, перевел дух и взглянул снова. Волна нависла над судном. Луч солнцаиграл на ее мелочно-белом пенистом гребне, и я смотрел прямо в еезеленовато-прозрачную глубь. И вот волна обрушилась на шхуну, и началось светопреставление. Всепроизошло в единый миг. Сокрушительный удар, который я ощутил всем телом,сбил меня с ног, и я очутился под водой. Промелькнула страшная мысль, чтосейчас совершится то, о чем мне пока приходилось только слышать, -- я будусмыт в море. Меня перевернуло, ударило о палубу и понесло куда-то. Я был нев силах больше задерживать дыхание, вздохнул и набрал в легкие жгуче-соленойводы. Однако все это время я ни на минуту не забывал, что должен вынестикливер на ветер. Страха смерти я не ощущал. Почему-то я был уверен, чтокак-нибудь спасусь. Настойчивая мысль о необходимости выполнить приказаниеВолка Ларсена не покидала меня, и мне казалось, что я вижу, как он стоит уштурвала, среди дикого разгула стихий, и бросает буре дерзкий вызов,противопоставляя ей свою волю. Меня с силой ударило обо что-то, должно быть, о планшир. Я вздохнул ипочувствовал, что вдыхаю спасительный воздух. Я попытался встать, но сноваударился обо что-то головой и снова очутился на четвереньках. Оказалось, чтоменя отнесло волной под полубак. Ползком выбираясь оттуда, я наткнулся наТомаса Магриджа, который, скорчившись, лежал на палубе и стонал. Но у меняне было времени возиться с ним. Я должен был перенести кливер. Когда я выбрался на палубу, мне показалось, что нам приходит конец.Кругом стоял треск ломающегося дерева, рвущейся парусины, лязг железа. Буряшвыряла шхуну, стремясь разнести ее в щепы. Фок и фор-топсель, повиснув безветра, благодаря нашему маневру хлопали и рвались, так как некому былововремя выбрать шкот; тяжелый гик с треском перебрасывало с борта на борт. Ввоздухе со свистом проносились обломки: обрывки снастей трепались на ветру,извиваясь, как змеи; и вдруг в довершение всего с треском рухнул на палубуфокгафель. Он упал всего в нескольких дюймах от меня, и это напомнило мне, чтонадо спешить. Быть может, не все еще было потеряно. Я вспомнил слова ВолкаЛарсена. Он ведь предупреждал, что "на нас обрушится ад". Но где же он сам?И вдруг я увидел его перед собой. Пустив в ход всю свою чудовищную силу, онвыбирал гроташкот. В это время корма шхуны поднялась высоко в воздух, ифигура капитана четко вырисовывалась на фоне мчавшихся на нас белых от пенывалов. Все это и еще больше -- целый мир хаоса и разрушения -- я воспринялзрением и слухом меньше чем за четверть минуты. У меня не было времени поглядеть, что сталось со шлюпкой, -- я бросилсяк кливер-шкоту. Кливер хлопал, то наполняясь ветром, то обвисая. Напрягаявсе силы, я начал постепенно обтягивать шкот. Я делал все, что мог. Я тянулшкот так, что в кровь ободрал себе пальцы. В это время бом-кливер и стаксельлопнули по всей длине, и их унесло в море. Но я продолжал тянуть, закрепляя двумя оборотами каждую выбранную частьшкота, и как только снасть ослабевала, выбирал ее снова. Потом шкот пошеллегче, -- ко мне подоспел Волк Ларсен. Он тянул шкот, а я подбирал слабину. -- Закрепляйте! -- крикнул он. -- А потом идите сюда! Я последовал за ним и увидел, что, несмотря на разрушения, на шхуневосстановился некоторый порядок. "Призрак" лег в дрейф. Он был еще всостоянии бороться. Хотя почти все паруса сорвало, но кливер, вынесенный нанаветренный борт, и выбранный до конца грот уцелели и удерживали шхуну носомк разъяренным волнам. Пока Волк Ларсен готовил шлюпочные тали, я стал искать глазами шлюпку иувидел ее на вершине большой волны футах в двадцати от нас, с подветреннойстороны. Капитан так ловко рассчитал свой маневр, что мы дрейфовали прямо нанее, и нам оставалось только заложить на ней тали и поднять ее на борт. Носделать это было не так-то просто. На носу шлюпки находился Керфут; Уфти-Уфти сидел у руля, а Келлипосредине. Когда нас поднесло ближе, лодку вскинуло на волну, а мыпровалились куда-то в бездну, и я увидел почти прямо над собой троих людей,смотревших на нас из-за борта шлюпки. В следующий миг наверх взлетели мы,они же провалились в пропасть между двумя волнами. Так повторялось снова иснова, и всякий раз мне казалось, что "Призрак" неминуемо раздавит этухрупкую скорлупку. Но в нужную минуту я бросил свой конец Уфти-Уфти, а Волк Ларсен --Керфуту. Концы были тотчас закреплены, после чего все трое, улучив момент,одновременно перепрыгнули на борт шхуны. Когда "Призрак" поднялся из воды,шлюпку прижало к нему, и, воспользовавшись этим, мы успели втянуть ее наборт, а затем перевернули вверх днищем. Я заметил, что левая рука Керфута вкрови. Он размозжил себе палец. Однако, не обращая на это внимания, онправой рукой помогал нам принайтовливать шлюпку. -- Приготовься перенести кливер, Уфти! -- скомандовал Волк Ларсен, кактолько мы покончили со шлюпкой. -- Келли, иди на корму, потрави грота-шкот!А вы, Керфут, ступайте на нос и посмотрите, что там с коком! МистерВан-Вейден, полезайте наверх и по пути обрубите все лишнее! Отдав распоряжения, он, как тигр, прыгнул к штурвалу. Пока я взбиралсяна передние ванты, "Призрак" медленно уваливался под ветер. Однако на этотраз, когда шхуна нырнула между валами и ее стало накрывать волной, у нас неоставалось ни одного паруса, который мог бы быть сорван ветром. Шхуна далачудовищный крен, и мачты ее легли почти горизонтально над водой. Я еще недобрался до салинга, как был прижат ветром к вантам с такой силой, что,казалось, даже при желании не мог бы упасть. Я видел перед собой палубу, ноне внизу, а почти под прямым углом к поверхности моря. И видел я,собственно, даже не палубу, а захлестнувший ее поток воды, из котороготорчали две мачты. И это было все. В этот миг вся шхуна была под водой. Номало-помалу, все больше уваливаясь под ветер, "Призрак" выпрямился и высунулсвою палубу из-под воды, как кит высовывает спину, поднимаясь наповерхность. А потом нас понесло дальше по бушующему морю, а я висел на салинге,прилипнув к нему, как муха, и высматривал остальные шлюпки. Через полчаса язавидел еще одну: она плавала днищем кверху, вместе с уцепившимся за нееДжеком Хорнером, толстым Луисом и Джонсоном. На этот раз я остался наверху.Волку Ларсену удалось благополучно лечь в дрейф, и опять нас стало сносить кшлюпке. Приготовлены были тали. Людям бросили концы, и спасенные, какобезьяны, вскарабкались по ним на борт. Шлюпку же сильно побило о корпусшхуны, когда ее поднимали на борт, но мы все же принайтовили ее на палубе,рассчитывая починить. И снова "Призрак" помчался вперед, гонимый бурей, порой так зарываясь вводу, что бывали минуты, когда я уже не надеялся на спасение. Даже штурвал,расположенный значительно выше шкафута, то и дело исчезал под водой. В такиемгновения мною овладевало странное чувство: мне казалось, что я здесьнаедине с богом и один наблюдаю ярость его гнева. Но штурвал появлялсяснова, показывались широкие плечи Волка Ларсена и его руки, вертевшие колесои подчинявшие бег шхуны воле капитана. Словно некий бог, повелитель бури,стоял он, рассекая своим судном волны и заставляя ее служить себе. Поистине,разве это было не чудо? Ничтожные букашки -- люди жили, дышали, делали своедело и наперекор разбушевавшейся стихии управляли утлой посудиной из дереваи парусины! И "Призрак" опять взлетал на волну, палуба поднималась над водой, и онустремлялся вперед. Часов около шести, когда дневной свет уже померк и надморем сгустились тусклые зловещие сумерки, я заметил третью шлюпку. Она тожеплавала вверх днищем, но людей не было видно. Волк Ларсен повторил свойманевр: отошел и затем повернул к ветру и дал волнам отнести шхуну к шлюпке.Однако на этот раз он ошибся футов на сорок, и шлюпка прошла у нас закормой. -- Шлюпка номер четыре! -- крикнул Уфти-Уфти, зоркие глаза которогоуспели различить надпись, когда шлюпка на миг вынырнула из пены. Это была шлюпка Гендерсона, и вместе с ним на ней погибли Холиок иВильяме. В том, что они погибли, не могло быть сомнений, но шлюпка уцелела,и Волк Ларсен сделал еще одну отчаянную попытку завладеть ею. Я в это времяуже спустился на палубу и слышал, как Хориер и Керфут тщетно протестовалипротив этого намерения. -- Я не брошу шлюпку, провались все к дьяволу! -- орал Ларсен, и хотямы стояли близко, голос его доносился до нас, словно из неизмеримой дали. -- Мистер Ван-Вейден! -- крикнул он мне, и в реве бури его словапрозвучали как шепот. -- Станьте на кливер вместе с Джонсоном и Уфти!Остальные -- на грот! Живо, а не то я всем вам шею сверну! Поняли? И когда он положил руль на борт и начал поворачивать нос шхуны,охотникам ничего не оставалось, как повиноваться и принять участие в этомрискованном предприятии. Насколько велика была опасность, я понял лишь послетого, как снова очутился под водой, затопившей палубу, и едва успелуцепиться за планку у фок-мачты. Но пальцы мои почти тотчас оторвало отпланки, меня смыло за борт и понесло в море. Плавать я ее умел, однаковолна, не дав мне погрузиться, швырнула меня обратно на палубу. Тут чья-тосильная рука подхватила меня, и когда "Призрак" вынырнул из воды, Я увидел,что обязан своим спасением Джонсону. Но тот тревожно оглядывался кругом, и язаметил, что Келли, который минуту назад пришел на бак, теперь исчез. Снова проскочив мимо шлюпки, мы находились по отношению к ней в иномположении, чем прежде, и Волк Ларсен вынужден был прибегнуть к другомуманевру. Идя фордевинд, он привел шхуну к ветру и подошел к шлюпке крутобейдевинд левым галсом. -- Здорово! -- прокричал у меня над ухом Джонсон, когда мы,сманеврировав, благополучно выдержали очередной потоп. Я знал, что егопохвала относится не к морскому искусству Волка Ларсена, а к самой шхуне. Стемнело, и шлюпки уже не было видно, но Волк Ларсен вел шхуну, словноруководимый каким-то безошибочным инстинктом. На этот раз, хотя нас снова иснова захлестывало волной, мы не отклонились в сторону. Нас понесло прямо нашлюпку, и мы порядком побили ее, поднимая на борт. После этого мы еще часа два работали до одурения. Все -- двоеохотников, три матроса. Волк Ларсен и я -- брали рифы на кливере и гроте.При уменьшенной парусности палубу уже не так заливало водой, и "Призрак"прыгал и нырял среди волн, как пробка. Я, еще выбирая кливер, в кровь ободрал себе пальцы, и от боли слезы всевремя катились у меня по щекам. Когда же все было кончено, я не выдержал и вполном изнеможении повалился на палубу. Томаса Магриджа вытащили из-под полубака, куда он в страхе забился,словно крыса в наводнение. Я увидел, как его поволокли на корму вкают-компанию, и лишь тогда с изумлением заметил, что камбуз исчез. Там, гдеон раньше стоял, теперь на палубе ничего не было. Все, не исключая матросов, собрались в каюткомпании, и пока на печуркеварился кофе, мы пили виски и грызли галеты. Никогда в жизни не ел я с такимаппетитом. Я пил горячий кофе, и он казался мне вкуснее всего на свете."Призрак" так кидало и швыряло, что даже моряки не могли ходить, непридерживаясь за что-нибудь, и часто с криком "берегись!" мы кучей валилисьна переборки, принимавшие почти горизонтальное положение. -- К черту сигнальщика! -- заявил Волк Ларсен, когда мы наелись инапились. -- На палубе нечего делать. Если кому-нибудь придет охота налететьна нас, так мы все равно не сможем свернуть в сторону. Ступайте все спать! Матросы пробрались на бак, по дороге выставив отличительные огни, адвое охотников остались спать в кают-компании, так как не стоило рисковать,открывая люк, ведущий в их кубрик. Мы с Волком Ларсеном отрезали Керфуту егоизувеченный палец и зашили рану. Магридж, стряпая, подавая нам кофе иподдерживая огонь в печке, все время жаловался на боль в боку и клялся, чтоу него сломано одно или два ребра. Осмотрев его, мы убедились, что у негосломано целых три. Однако мы отложили его лечение до следующего дня главнымобразом потому, что я ровно ничего не смыслил в этом деле и хотел сначалапрочитать что-нибудь о переломах ребер. -- Не стоило, пожалуй, жертвовать жизнью Келли из-за разбитой лодки, --сказал я Волку Ларсену. -- Ну и сам Келли тоже немногого стоил, -- последовал ответ. --Спокойной ночи! Мне казалось, что после перенесенных испытаний я не смогу уснуть. Меняневыносимо мучила боль в пальцах, тревожила судьба трех пропавших шлюпок, ашхуну все так же неистово швыряло по волнам. Но глаза мои сомкнулись, едваголова коснулась подушки, и в полном изнеможении я проспал до утра, в товремя как "Призрак", никем не управляемый, один на один боролся с бурей.
