ЯЗЫК ПИЩИ

Марсель Пруст оставил нам восхитительное описание человеческой реакции и человеческой памяти на вкусовые ощущения в своем романе «В сторону Свана». И сделал это по поводу пирожного «мадлен»:

«В то самое мгновение, когда глоток чаю с крошками пи­рожного коснулся моего неба, я вздрогнул, пораженный не­обыкновенностью происходящего во мне. Сладостное ощу­щение широкой волной разлилось по мне, казалось, без всякой причины. Оно тотчас же наполнило меня равноду­шием к превратностям жизни, сделало безобидным ее нев­згоды, призрачной ее скоротечность, вроде того, как это делает любовь, наполняя меня некоей драгоценной сущ­ностью, или, вернее, сущность эта была не во мне, она бы­ла мною» [149, с. 93].

Подобную реакцию из своего собственного опыта может вспомнить каждый. Только нужно задуматься или просто столкнуться со старым и родным вкусом внезапно по про­шествии многих лет. Проходят годы, но вкусовая память хра­нит то, что, казалось бы, должно было быть давно забытым.

Употребление пищи представляет собой важный ритуал, где значимыми, знаковыми становятся многие моменты. Например, В. Путин, принимая французского президента, угощал его пивом «Балтика», причем два президента пред­почли разные сорта. Президент Джордж Буш каждое утро в 5.30 приносит в постель своей жене Лоре свежесваренный собственноручно кофе. И этот факт уже сразу начинает ме­нять наше представление о нем как о человеке.

Писатель Владимир Сорокин выпустил целую книгу о еде — «Пир», где уже сама обложка иллюстрирует дух пир­шества. В интервью журналу «Итоги» (2000, 21 нояб.) он го­ворит: «Кухня — это такой же язык коммуникации, как язык моды, например».

Пища представляет настолько важную часть жизни чело­века, что с неизбежностью принимает на себя определен­ный символизм. С одной стороны, это организация приня­тия пищи, которую каждое общество символизирует по-своему. Так, монгольский скотовод, отправляясь в даль-

Основы семиотики

ний путь, не брал с собой запасов еды, поскольку любая юрта по дороге была его домом, где его и накормят, и на­поят [65, с. 84]. Употребление пищи может очень легко нес­ти на себе отпечатки различного рода символических опе­раций типа усиления, гиперболизации. Георгий Кнабе, анализируя эпиграмму Марциалла, в которой герой пьет из муррового кубка, пишет:

«Он, туг же нарушая старинное равенство застолья, сам пьет из особого кубка, особое вино, явно лучшее. Зачем? Вовсе не только по гастрономическим соображениям. Мур-ра — полупрозрачный минерал, высоко ценившийся в Ри­ме и очень дорогой. Драгоценные кубки были предметом особой гордости, их коллекционировали, и такая коллекция создавала человеку репутацию ценителя и знатока искусс­тва Демонстрация дорогой и старинной посуды была в обычае на званых обедах, и такой обычай был формой де­монстрации повышенного социально-имущественного и культурного статуса хозяина» [86, с. 150].

В истории человечества зафиксированы и рыцари Круг­лого Стола, не переговорного, а обеденного. Торжественная еда всегда сопряжена в истории человечества с теми или иными ритуалами. Так, в Древнем Риме обеды в одиночку были исключением: «Римляне любили говорить, что коли­чество людей в застолье должно начинаться с числа граций (то есть, с трех) и доходить до числа муз (то есть, до девя­ти)» [85, с, 124].

Известная встреча Никиты Хрущева с художниками тоже сопровождалась ритуалом принятия пищи. Михаил Ромм вспоминал:

«Ну, расселись все. С одного конца раздался такой звоно­чек, что ли. Встал Хрущев и сказал, что вот мы пригласили вас поговорить, мол-де, но так, чтобы разговор был позаду­шевнее, получше, шоткровеннее, мы ведь откровенны с ва­ми, решили вот — сначала давайте закусим. Закусим, а потом поговорим. Ну, туг все навалились. Значит, разговор будет яв­но серьезный, а пока жри индейку, лососину, запивай виног­радным соком. Да, еще Хрущев извинился, что нет вина и водки, и объяснил, что не надо пить, потому что разговор бу­дет, так сказать, вполне откровенный...» [153, с. 126—127].

Г.Г. Почепцов. Семиотика

В данном случае алкогольные напитки рассматривались как отрицательный символ, от них избавлялись. В то же время начальник элитной разведшколы в Польше говорит, что трезвенники им не нужны, ибо «самые важные дела об­говариваются за выпивкой». Поэтому в школе есть учебный бар, где проверяется, как алкоголь влияет на слушателей, становятся они агрессивными или разговорчивыми под его влиянием («Всеукраинские ведомости», 1995, 2 авг.). Этикет входил и в подготовку довоенных офицеров. Как вспомина­ет один из выпускников, их учили, «чем отличается рюмка от бокала, фужер от стопки, и что в них наливают. А также тому, что из пиалы не пьют, а мочат в ней кончики паль­цев. Например, после блюд, которые следует есть руками. Преподаватели в училище по этому поводу рассказывали о ставшем классическим конфузе, случившимся с царским генералом Игнатьевым во Франции. Этот господин почему-то не знал о назначении пиалы» («Всеукраинские ведомос­ти», 1994, 26 нояб.).

В особых вариантах еда может также служить подсказкой для шпиона, указывая на предстоящую кризисную ситуа­цию. Так, хозяин пиццерии, расположенной поблизости от Белого дома, знает это по качеству заказываемой пиццы.

«Например, когда на повестку дня встала интервенция на Гаити, сотрудники секретной службы по два раза в день по­являлись в ресторане, чтобы заказать любимое блюдо пре­зидента. Это мнение разделяет и профессор Массачусетско-го университета Юдит Вуртман, которая считает, что поглощение пиццы — это типичное занятие людей, испы­тывающих состояние стресса. Хиллари Клинтон, по-види­мому, стремится отвадить мужа от ресторана быстрого обс­луживания, но ей это мало удается» («Российская газета», 1995, 30 марта).

Как оказалось, Билл Клинтон больше всего обожает пиццу с толстыми сардельками, ветчиной и жирным сыром.

С известного постановления ЦК КПСС 1985 года нача­лась антиалкогольная кампания. Премьер-министр Россий­ской империи Сергей Витте, введший в России винную мо­нополию, «не уставал повторять, что французская революция зародилась в местах для совместного распивания алкоголя и

Основы семиотики

длительных антиправительственных бесед, следующих за ста­канчиком перно» («Московские новости», 1995, № 34). Но одновременно в нашей истории был и «наркомовский паек» в армии, в который входили и 100 граммов водки. КГБ так­же занималось поиском пептида, вызывавшего алкогольную эйфорию... Под влиянием этого пептида человеку можно бы­ло вводить важную информацию, но в трезвом состоянии он ничего не помнил. Процесс съема информации протекал только после ввода соответствующего пептида («Комсомоль­ская правда», 1995, 2 июня).

Алкогольные напитки становятся символами страны: водка — России, коньяк — Франции, портвейн — Португа­лии, виски — Америки. То есть тип потребляемого продук­та прошел серьезный процесс символизации. П. Бурдье пи­сал (и исследовал) тип еды буржуа и пролетария. В одном случае важна некалорийность продукта, в другом, наоборот, требуется максимум калорийности. Соответственно, на пер­вое место выходят иные предпочтения: мясо, к примеру, сменяется фруктами. По типу употребляемой еды мы мо­жем составить образ человека.

Сегодня мы уже привыкли к тому, что вопросы о люби­мой еде стали достаточно стандартными при общении со знаменитостями, соответственно еда становится определен­ным символическим параметром, работающим на имидж той или иной звезды. Вот, к примеру, ответ Людмилы Гур­ченко: «Очень люблю вареники с картошкой, винегрет. Кстати, когда я голодна, то могу переесть всех. Никаких ди­ет в жизни своей не знала» («Всеукраинские ведомости», 1995, 5 сент.). Интересно, что в подобных ответах и таких телеперадачах удачно переплетаются несколько символи­ческих линий. Это и личностный, знаковый характер имен­но своего дома. Это и профессионализм в кулинарии, кото­рый читатель может перенести и на другие области. Это и вплетение собственной специальности. И самое главное — этот тип коммуникации ясен и понятен любому телезрите­лю. Его кумир оказался «переведенным» на понятный и доступный язык.

Еда становится значимым фактором для политика, пос­кольку он должен выглядеть здоровым. По рейтингам на За-

90 _____________ Г.Г. Почепцов. Семиотика

паде сейчас лидируют напитки, поддерживающие имидж «здорового образа жизни». Это — отражение общей симво­лической линии, где еда является только одной из состав­ляющих.

Врачи предлагают особый тип питания для политиков. За два часа до выступления с речью перед большой аудито­рией — легкий, но полный завтрак: овсянка, салат, отбив­ная, цитрусовые. Кофе придает уверенности. Определенная доза кофеина вызывает временный прилив сил, поэтому пе­ред важным совещанием можно выпить чуть подслащен­ный кофе. То есть еда начинает связываться с определенны­ми типами знакового поведения. Норма поведения поддерживается соответствующими нормами питания.

Полигика в США предполагает такой тип публичной коммуникации, как благотворительные обеды. Верхний пре­дел цены, если в обеде принимает участие кандидат в прези­денты, строго оговорен — не более одной тысячи долларов. Кандидатам надо собрать 20—30 миллионов долларов на президентскую избирательную кампанию 1996 года. Рекорд сегодня побил сенатор-республиканец Фил Грем, который за один вечер собрал в Далласе 4 миллиона 100 тысяч дол­ларов ^Литературная газета», 1995, 29 марта).

Еда играла и играет особую роль и в нашей политике. Леонид Кравчук так говорит о функциональной роли обе­дов времен политбюро:

«Ежедневно происходили так называемые обеды политбю­ро... Вот где тема для художников, для эпохальной картины! — это, считайте, обеды богов. Ежедневно на обед — в здании ЦК для этого выделили специальный зал, где собирались члены политбюро, и те, которые здесь работали, и те, кто в Совете Министров или в Верховном Совете, — если, конеч­но, кто-нибудь из них не находился в командировке. Во гла­ве стола — первый. Блюда подавались особые. <...> Роскош­ные обеды были неспешными, длились долго, иногда по полтора — два часа. Тут, за столом, можно было и вопросы разные порешать — партийные, государственные, поскольку высшее руководство партии и государства собиралось. Полу­чалось, как неофициальное заседание политбюро. И я часто на этих обедах решал разные важные вопросы — быстро и оперативно. Это было легче, чем ходить по кабинетам. <...>

Основы семиотики

А заведующие [отделами] обедали вместе с инструкторами. Потом их разделили: отдельно обедали завотделами, первые замы, помощники, у них был отдельный зал, у каждого бы­ло свое место. А инструкторы, консультанты и другие "ниж­ние чины" обедали в другом зале» [196, с. 134—135].

А вот достаточно интересный эпизод, связанный с Бил­лом Клинтоном, который, как известно, перед визитом в Москву приземлился в Бориспольском аэропорту. Он пожа­ловался, что в поездке негде бегать, а Леонид Кравчук по­ведал ему то, о чем узнал из журнала «Америка», где гово­рилось, что 100 граммов водки заменяют для сердца один километр бега, поскольку при этом повышается активность крови и сердца.

«Высокопоставленный гость выслушал это с интересом, и хотя заметил, что не пьет, так как у него аллергия на выпив­ку, но от украинской с перцем не отказался. Она ему так понравилась, что глава американского государства опроки­нул три чарки, развеселился, был в хорошем настроении и потом держался на общей пресс-конференции свободно. Хо­тя в Москве, куда полетел потом, уже не пил. Но об украин­ской с перцем отзывался с уважением» [196, с. 402—403].

Ритуальная проблема, как правило, возникает в случае официальных приемов. Из сообщений шефа протокола Бо­риса Ельцина узнаем, что американцы пользуются круглы­ми столами на 10—12 человек, испанцы, итальянцы, немцы предпочитают П-образные или Т-образные столы. Москва применяет овальные столы на 7—8 человек. На приемах провозглашаются два тоста: тост хозяина и тост гостя. Что касается меню, то ориентир сделан на чисто русскую кух­ню. В случае приема арабских гостей работает запрет на свинину. Ранее использовалась так называемая царская по­суда с вензелями императора, до 1992 года — были тарелки с гербом Советского Союза. «Сейчас мы сделали свою по­суду для приемов в Кремле. На хрустальных рюмках есть российский герб. Красивые фарфоровые тарелки сделаны с оттенком в серый цвет с гербом России» («Комсомольская правда», 1995, 22 сент.).

Разработаны соответствующие правила поведения и для людей бизнеса в случае подобных мероприятий, проводи-

Г.Г. Почепцов. Семиотика

мых на своем уровне. Например, встреча на коктейле пред­полагает следующие необходимые параметры:

1. В приглашениях должно быть четко оговорено время
начала и конца коктейля, и это должен быть строго ограни­
ченный отрезок времени (например, с 18.30 до 20.30).

2. Коктейли предоставляют прекрасную возможность
возродить основы корпоративного гостеприимства — они не
длятся долго и позволяют принять большое количество людей.

3. Большинство молодежи может провести пару часов на ногах, однако для более пожилых гостей следует предусмот­реть несколько стульев.

4. Комнаты, где проходит коктейль, быстро нагреваются. Обязательно следует следить за температурой в помещении.

5. Если напитки подаются с подносов — прекрасно. Ес­ли есть бар — его должны обслуживать профессионалы.

6. Большинство собравшихся ожидает какую-то еду на коктейле — без разнообразных бутербродов не обойтись.

7. Организаторы должны следить за тем, чтобы у всех гостей оказались собеседники.

8. На коктейле может произойти все, что угодно, поэто­му следует запастись средствами для быстрого наведения чистоты.

9. Наведение чистоты и порядка должно осуществляться тихо и незаметно.

10. Гости должны покинуть коктейль в течение пятнад­
цати минут после обозначенного времени его окончания,
если не было объявлено о дополнительном продолжении
коктейля.

И еще одно очень важное правило, которому нужно сле­довать неукоснительно: «Как бы прекрасно ни был органи­зован вечер, всегда может найтись кто-либо, кто попытает­ся выйти из-под контроля и устроить сцену» [267].

Прежде чем перейти к заключительному семиотическому анализу пищи, обратимся к поэзии Николая Олейникова:

Потеря аппетита связана у нас с особым состоянием:

Потерял я сон, Прекратил питание, -Очень я влюблен В нежное создание. (Лидии)

Основы семиотики ________ 93

Отсутствие аппетита свидетельствует о болезни, обрат­ное — о выздоровлении:

Прочь воздержание. Да здравствует отныне

Яйцо куриное с желтком посередине!

И курица да здравствует, и горькая ее печенка,

И огурцы, изъятые из самого крепчайшего бочонка!

И слово чудное «бутылка»

Опять встает передо мной.

Салфетка, перечница, вилка, —

Слова, прекрасные собой.

Меня ошеломляет звон стакана

И рюмок водочных безумная игра.

За Генриха, за умницу, за бонвиана,

Я пить готов до самого утра.

Упьемся, друга! В день его выздоровленья

Не может быть иного времяпровожденья.

(На выздоровление Генриха)

Этот срез символической действительности отразился также в кинофольклоре типа «тостируемый пьет до дна», «тестирующий пьет до дна».

Символика пищи связана также с определенными рели­гиозными мотивировками, центральными из которых явля­ются посты. Александр Мень говорил: «Пост прежде всего относится к пище, и это вполне естественно; ведь именно через пищу осуществляется наша связь с природной жиз­нью и ее законами. В какой-то мере ограничивая и контро­лируя эту связь, мы открываем большой простор для духа» [119, с. 168]. Поскольку пост связан с явным ограничением, его пытаются перебороть усиленной аргументацией: «В Православной Церкви Великий Пост — это время не уны­ния и мрака, а радости и укрепления наших сил любви к Богу и к человеку, просвещения всего нашего существа для причастия Святой Троице» [194, с. 146]. Но в любом случае здесь наличествует символизм, переводящий реальный мир в мир символический, где каждый реальный объект имеет то или иное символическое значение.

Религиозные догматы оценивают по-разному те или иные виды пищи. В мусульманском мире отрицаются сви­нина и алкогольные напитки. Еда в виде причащения вхо­дит в религиозные ритуалы. То есть существует достаточное

Г.Г. Почепцов. Семиотика

число контекстов, когда тот или иной тип еды начинает выступать в роли знака, например, маркировка празднично­го обеда в отличие от обычного. Мы имеем разные типы блюд, их разную сервировку, разный тип поведения за сто­лом (типа провозглашения тостов). Не теряя своего гастро­номического функционирования, еда получает и дополни­тельный семиотический смысл.

Что касается пищи как языка, то Ролан Барт выделил та­кие срезы:

1) пищевые табу;

2) пищевые оппозиции типа соленый/сладкий;

3) сочетания «горизонтальные», например, горчица соче­тается с сосиской, но не с пирожным, и «вертикальные»: компот не может подаваться раньше борща;

4) привычные способы приема пищи, обозначенные как «риторика питания» [16, с. 123].

В синтаксис могут попасть законы сочетания того или иного типа вина с видами пищи: красное вино — с мясом, белое — с рыбой, десертные — с фруктами. Вино вообще создало свой отдельный тип мифологии в современном ми­ре. Некоторые страны (вроде Франции или Италии) фикси­рованы в массовом сознании как страны вина. Здесь с осо­бенным трепетом относятся к «карте вин» и их выбору.

Пища как язык обладает своими текстами, например, привычный для всех ритуал дня рождения, или целая ода — типа государственного приема, где особенно значимым ста­новится выбор каждого блюда. Приемы — такие же произве­дения искусства, как стихотворения и поэмы, только выпол­нены они из другого, невербального материала. И храниться могут только в воспоминаниях современников, поскольку фиксация их в том полном объеме практически невозможна.

В языке пищи также возможно разграничение языка и речи, когда речь (в смысле пищи) зависит от национальных, региональных особенностей, дня недели или конкретного потребителя пищи. Даже священники не всегда соблюдают пост: «В иные дни вынуждены употреблять скоромное, так как постные продукты очень дорогие»

Современная политика активно использует язык пищи при организации различных презентаций, фуршетов и при-

Основы семиотики

емов. Паблик рилейшнз достаточно подробно расписывает наиболее оптимальные варианты подобных мероприятий. В любой культуре язык пищи сопровождает каждый значи­тельный ритуал: свадьба, похороны, юбилеи. И на офици­альном уровне празднования завершают приемом. Политик должен следить за обнародованием своих вкусов. Если та­кой украинский политик, как Александр Мороз, назвал в числе своих излюбленных напитков самогон, то этим он, безусловно, сблизился с определенными слоями населения, но принизил свой образ лидера.

Косвенно язык пищи сопровождается очень важным ти­пом неформального общения (вспомним описание обеда в политбюро). Поэтому подобные мероприятия должны привлекать политиков, поскольку они предоставляют воз­можность установления и поддержания деловых контактов, которые невозможно установить в другой обстановке. Соп­ровождая человека и в будни, и в праздники, пища густо обрастает символическими предпочтениями. Во время вы­боров в Югославии в 2000 г., когда начались массовые ак­ции протестов, принуждающие власть признать другие ре­зультаты выборов, бастовали все (мусорщики, водители такси, владельцы магазинов), кроме владельцев кафе, чтобы не лишать белградцев привычного времяпрепровождения. На этом примере мы видим уровень приоритета пищи.