Нежно-лиловыйКолокольчик на опушке леса, С звонами, что внятны слуху фей, Бархатисто-пышная завеса, Возле лиловатых орхидей. В лепете романса – цвет сирени, Сад мечты, и в нём упавший лист, В красочном контрасте – свет и тени, На руке лилейной – аметист. Аметист – один из 12 священных камней Ветхого Завета (Танаха), помещённый в девятое гнездо наперсника Первосвященника Аарона. Древнееврейское название самоцвета – «ахлама» – означает, что этот камень наделяли свойством погружать в сон и внушать видения. Именно такую символику камня передает Бальмонт. Греческое название «аметистос» подчеркивает свойство камня оберегать от опьянения. А от свойства сохранять трезвость мысли и избавлять от опьянения легко перейти и к более общей способности аметиста предохранять от всех греховных помыслов. Аметист является камнем христианской церкви, выступая символом совершенства, скромности и смирения. Поэтому не случайным является и упоминание о храме Весталок – жриц богини Весты в Древнем Риме. Во время служения богине (в течение 30лет) весталки должны были сохранять целомудренный образ жизни. Кроме строгого целомудрия, обязанности весталок состояли в поддерживании священного огня, соблюдении чистоты храма, совершении жертвоприношений богине Весте. Облачные девы В тучах есть леса, есть пашни и посевы, Стройные, растут, восходят терема, У янтарных окон Облачные Девы Ткут, прядут, в их тканях – свет, в их пряже – тьма. Без конца прядут и ткут попеременно, Любо Девам выткать самоцветный луг, Море из опала, ширь, где влажность пенна, Сеть сребристой грёзы, золотистый круг. Из воздушной влаги облачные горы, Стебли из дождя, что вниз, не вверх растут. Облачные Девы ткут всегда узоры, Им в ответ Земля рождает изумруд. В своей лирике К. Бальмонт часто использует славянские мифологические образы. Дождевые облака – это пряжа и ткани, которую изготавливают Облачные Девы – властительницы гроз, бурь и ливней. В ответ на вытканные ими самоцветные узоры Земля «рождает изумруд». Играть Играть на скрипке людских рыданий, На тайной флейте своих же болей, И быть воздушным как миг свиданий, И нежным – нежным как цвет магнолий. А после? После – не существует, Всегда есть только – теперь, сейчас, Мгновенье вечно благовествует, Секунда – атом, живой алмаз. Мы расцветаем, мы отцветаем, Без сожаленья, когда не мыслим, И мы страдаем, и мы рыдаем, Когда считаем, когда мы числим. Касайся флейты, играй на скрипке, Укрась алмазом вверху смычок, Сплети в гирлянду свои ошибки, И кинь, и в пляску, в намёк, в прыжок. В этом стихотворении К. Бальмонт дает «исключительно лирическое определение своему творчеству»[19], соотнося рождение поэтических строк с извлечением музыкальных звуков. «Мгновенность лирического замысла, его вырванность из связи событий» и ценность каждого мгновения жизни олицетворяет алмаз – прозрачный, чистый и самый дорогой природный ювелирный материал. Вершинный сон Если жемчуг, сапфир, гиацинт, и рубин С изумрудом смешать, превративши их в пыль, Нежный дух ты услышишь, нежней, чем жасмин, И красиво пьяней, чем ваниль. В аромате таком есть фиалка весны, И коль на ночь подышешь ты тем ароматом, Ты войдешь в благовонно стозвонные сны, Ты увидишь себя в Вертограде богатом, В Вертограде двенадцати врат, Где оплоты подобны сияющим латам, И рядами в стенах гиацинты горят, И рядами алеют и льются рубины, И рядами, как возле озёр – берега, Изумруды, сапфиры горят, жемчуга, Кто-то шепчет тебе: «Ты единый! Посмотри, посмотри: – Здесь заря – до зари». «Любишь?» – «Счастье! Люблю.» – «Повтори! Повтори!» «О, люблю!» – Как сияют вершины! Образы драгоценных камней, навеянные библейскими текстами, неоднократно появляются в поэзии Бальмонта. В Небесный Иерусалим, который поэт в этом стихотворении называет Вертоградом – райским садом, можно попасть во сне, если надышаться ароматом истолчённых и смешанных друг с другом камней-самоцветов Небесного Града.
|
