Глава 2. Крик продирается сквозь горло и вулканом извергается изо рта

 

Крик продирается сквозь горло и вулканом извергается изо рта. Я делаю шаг назад и чувствую, как в ступню впивается осколок. Хочу снять вес с ноги, чтобы не было так больно, и падаю на пол, прямо в кучу керамических и стеклянных осколков.

— Перестань двигаться, — велит Логан. — Ты всю себя изрежешь.

Я набираю воздух в легкие и снова кричу, только в этот раз горло сжимается, и звук выходит каким-то рваным и сдавленным.

— Может, перестанешь кричать? Ну правда, Зои.

Мои глаза от страха чуть не выпадают из глазниц, а сердце так сильно колотится в груди, что, кажется, меня вот-вот вырвет. Я набираю в легкие еще воздуха и удерживаю его в себе, пока могу, а потом резко выдыхаю:

— Что ты здесь делаешь?

Логан с самодовольным видом складывает руки на груди.

— Что я делаю «здесь», в твоей кухне, или «здесь» — в смысле, вообще? Ты подразумеваешь этим, почему я не…

— Разлагаешься где-нибудь в земле?

Он морщится.

— Я собирался сказать «не умер», но спасибо за столь живописный образ.

Ко мне медленно возвращаются разум и чувства. Боль в стопе терпима и не может отвлечь мое внимание от торчащего в предплечье стекла.

— У меня идет кровь, — говорю я, наблюдая за тем, как темно-красная жидкость стекает по руке вниз.

— Такое случается, когда падаешь в кучу разбитого стекла.

— Заткнись, Логан, — злобно зыркаю я на него.

Я обхватываю осколок двумя пальцами и быстро выдергиваю. Кровь теперь течет свободней, скапливаясь лужицей на полу. Я отбрасываю осколок размером с зубочистку в сторону. Смахнув ладонью осколки рядом с собой и очистив тем самым пространство, я скольжу на попе назад подальше от стекла и прижимаюсь спиной к стене. Подняв стопу, я разглядываю порез. Он неглубокий и узкий, и в ране ничего нет. Мои руки дрожат, когда я поднимаюсь на ноги, держась за ручку холодильника, чтобы не упасть. Я аккуратно обхожу разбитое стекло и Логана, не поднимая на него глаз, и прихрамывая направляюсь в ванную.

Подцепляю из-под раковины аптечку, опускаю крышку унитаза и сажусь на нее. Я чувствую на себе взгляд Логана, пока обрабатываю порез на стопе и залепляю его. Рука все еще кровоточит, но уже не так сильно, так что я вытираю большую часть крови туалетной бумагой.

— Наверное, нужно швы наложить, — подает голос Логан.

Я вижу, что он стоит скрестив лодыжки и облокотившись о подвесную столешницу раковины, но не смею взглянуть на него. Посмотреть ему в глаза — значит, дать пищу своему разыгравшемуся воображению.

Игнорируя его, я залепляю порез пластырем. Разобравшись с этим, с минуту сижу приклеившись взглядом к полу и пытаясь решить, что делать и что говорить. Закрываю глаза и считаю до десяти.

— Я все еще здесь, — говорит Логан, когда я снова их открываю.

— Почему? – вздыхаю я.

— Почему, что?

— Почему ты здесь? — спрашиваю я, наконец подняв на него глаза. — И что ты вообще такое?

— Ну, я здесь, потому что по какой-то непонятной причине ты можешь меня видеть, в то время как другие — не могут.

Я откидываюсь на спинку унитаза, все еще прижимая к груди аптечку.

— И почему я могу видеть тебя?

— Откуда мне знать? — Он раздраженно проводит рукой по лицу, затем пристально смотрит на меня. — Ты часто видишь мертвых?

— Нет, — кривлюсь я. — Ты — первый.

— Здорово! Офигеть как здорово! — всплескивает он руками. — Единственный человек, который меня видит, понятия не имеет, что происходит. — Его взгляд снова возвращается ко мне. — Я очень надеялся, что найду у тебя хоть какие-нибудь ответы.

— Что ж, у меня их нет. Так что может тебе просто… ну, это… уйти?

— Куда?

— Я не знаю! — встаю я. — К свету, например. Черт, я что, похожа на эксперта по призракам?

— Ты похожа на человека, который видит и слышит меня.

Глубоко вздохнув, я сжимаю переносицу большим и указательным пальцами.

— Этого не происходит на самом деле. Это просто плохой сон.

— Ага, я себе тоже это говорил. Стоя в гостиной и пытаясь докричаться до родителей, пока они рыдали над моей фотографией. Я думал, что спятил. Потом я пошел за ними в похоронный дом. И встретил тебя.

Я поднимаю руки, и он отодвигается, давая мне засунуть аптечку под раковину. Потом я направляюсь в свою комнату, и Логан идет за мной по пятам.

— Вот поэтому я и не хожу на похороны, — фыркаю я и плюхаюсь в кресло.

— Поэтому ты не ходишь на похороны? — выгибает бровь Логан.

Я пожимаю плечами.

— Окей, не совсем так. Но я не вижу ничего хорошего в похоронах. Вокруг все такие: «ты должна пойти», «попрощаться». Но это все чушь собачья. Это всего лишь еще один способ помучить себя. Добавить в копилку воспоминаний еще парочку плохих.

Логан садится на край моей постели. Бримстоун встает, потягивается, выгибая спину, затем смотрит прямо на него, шипит и уносится из комнаты.

— Похоже, не только ты можешь меня видеть.

— Эта биполярная кошка не является доказательством того, что ты не плод воображения моего накофеиненного мозга.

— Мне это уже начинает надоедать. Как мне доказать тебе, что я действительно здесь?

Голова нудно ноет.

— Не знаю. Меня еще никогда не преследовали призраки, не дашь минутку прийти в себя?

Логан откидывается назад, опираясь на поставленные за спину руки.

— Ладно. Одна минута. Время пошло.

Я бросаю в него подушку, и она пролетает сквозь его тело.

— М-да. Полагаю, мне следовало этого ожидать, — ворчу я.

Логан возводит глаза к потолку.

Я прищуриваюсь на него.

— Слушай, а куда тебе спешить? У тебя впереди, ну не знаю, целая вечность.

И тут до меня доходит.

— Боже мой! Ты же не будешь преследовать меня целую вечность, а? Ну, то есть, что за жизнь меня ждет, если меня будет преследовать такой наглый-засранец-призрак?

— Продолжай в том же духе, и я так и сделаю.

Я кладу голову на спинку кресла и закрываю глаза.

— Ненавижу свою жизнь.

— Знаешь, некрасиво говорить такое парню, который уже ее лишен.

Вскинув голову, я таращусь на него. Я не думала об этом в таком ключе. Если смотреть на происходящее с его точки зрения, то он, должно быть, очень несчастен и считает, что оказался в своеобразном аду.

— Прости.

Он передергивает плечами, но по тому, как сжимаются его челюсти, я вижу, что ему больно. На нем шорты цвета хаки и кроссовки. Под расстегнутой бело-голубой рубашкой в клетку серая футболка.

— Тебе не холодно? — спрашиваю я, не подумав. На улице прохладно как ранней осенью — не больше 15°, да еще и дождь идет.

Логан смотрит на свою одежду.

— Неа. Я не ощущаю температуры.

Я наклоняю голову на бок.

— Почему ты так одет?

На его лице отражается удивление, а потом появляется хитрая улыбочка.

— А что? Хотела бы, чтобы тебя преследовало обнаженное привидение?

Я решаю позаимствовать фразочку из лексикона Карлоса:

— О, милый, твоя фигура не создана для нагота.

Он широко ухмыляется.

— О, в этом ты ошибаешься.

Я оглядываю его и понимаю, что он прав. Он больше не костлявый мальчуган, строивший на заднем дворе песчаные замки. Футболка красноречиво подчеркивает мышцы груди, а рубашка — плеч и рук. Его подбородок за последние несколько лет стал квадратным и волевым, придав лицу мужественности. Я отвожу взгляд, заметив, что он наблюдает за тем, как я оцениваю его, и прилагаю все усилия, чтобы не казаться впечатленной.

— Я вижу твое необъятное эго осталось в целости и сохранности.

Логан ложится на бок поперек моей постели.

— Без обид, — прожигаю я его взглядом, — но давай ты не будешь делать этого на моей постели?

— Что, быть таким сексуальным?

— Нет, таким мертвым.

Его лицо вытягивается, и он встает. Я тут же чувствую себя виноватой, но все происходящее настолько сбивает с толку, что я даже не знаю, что дальше говорить.

— Ой, да ладно, валяй, задавай свои вопросы. Я прямо вижу, как твои мозги скрипят.

— Ты ешь?

— Нет. И не хочу. Что хорошо, потому что я ни к чему не могу прикоснуться.

— А как ты тогда стоишь на полу, если не можешь ни к чему прикасаться? Что удерживает твои ноги?

Логан переводит взгляд на свои ноги и задумчиво поджимает губы.

— Хороший вопрос. Я не знаю.

Он прищуривается и до пояса проваливается в пол.

— Хм… — хмыкает он и взмывает вверх, так что теперь висит в воздухе в несколько футах от пола.

— Нет, нет, — машу я руками у себя перед лицом, — прекрати это. Мне трудно переварить в мозгах эту жуть.

Пожав плечами, Логан снова опускается стопами на пол.

— Как ты перемещаешься? Просто ходишь пешком?

— Могу ездить на транспорте, на машинах. Первые несколько часов я катался с Кайли в ее Камаро.

Скорее всего, пытаясь все это время до нее докричаться в надежде, что уж кто-кто, а она его услышит. А повезло мне, уху.

— Но, — продолжает он, — после того, как ты ушла из похоронного дома, я не пошел за тобой, а подождал, пока все отдадут мне дань уважения.

— Странновато, наверное, тебе было.

Неуютно, ужасно. Или, может, в его случае — приятно для эго. Судя по его лицу, первое мое предположение ближе к истине.

— Люди хотели попрощаться со мной. Мне показалось, я должен дать им такую возможность.

Я киваю.

— Прости.

— За что? — хмурится он.

— Не знаю. За то, что обозвала тебя на твоих собственных похоронах болваном. — За то, что мне было все равно, что ты умер. Я хотела произнести эти слова, но они не шли изо рта.

— Кретином. Ты обозвала меня кретином.

— Все одно, — пожала я плечами.

— Ну… мы были не очень близки.

— Посмотрим правде в глаза — ты действительно болван.

Я глубоко вздыхаю. Перед переходом в среднюю школу, мои родители увезли меня на все лето в Париж, к нашему дяде. Это было потрясающе, но когда я вернулась домой, у Логана был уже новый круг друзей, и я в нем была белой вороной. Затем, через несколько месяцев, папа погиб в автомобильной аварии. На весь остаток года мама перевела меня на домашнее обучение. Некоторое время я никого не могла видеть. К восьмому классу мы с Логаном стали совсем чужими друг другу. Он был мистером Популярность. Я была никем.

— И вопрос на миллион: что ты хочешь от меня?

Он садится на корточки рядом со мной и смотрит на меня снизу вверх.

— Когда ты увидела меня на похоронах, я пришел в ужас. Потому что это означало, что я действительно умер, а не сплю и вижу нескончаемый кошмар. Но затем я почувствовал облегчение, потому что появилась надежда, что ты мне поможешь.

— Помогу с чем?

Он чешет подбородок.

— Не знаю. Поможешь мне разобраться со всем этим. Поможешь мне… не быть таким одиноким.

— И с чего я должна тебе помогать? — наклоняюсь я к нему. — Как ты сам сказал, мы не были друзьями.

— Раньше были.

— Это было давно.

— Ну хорошо, давай тогда по-другому: тебе ведь нужно ходить в туалет? Так вот, когда тебе приспичит, я буду рядом.

— Ладно, — скривляюсь я. — С чего начнем?

— С того, где начинаются все необычные и, возможно, ужасные вещи. С Википедии.