Семиотика. го, имен вроде "Столовая^З", города и шоссейные дороги страны усыпали легкомысленные "Улыбки"Г. Г. Почепцов. Семиотика го, имен вроде "Столовая^З", города и шоссейные дороги страны усыпали легкомысленные "Улыбки", "Минутки", "Ветерки". По дорогам с ветерком поехали невнятные люди без командировочных удостоверений. Куда и зачем? Да куда и зачем угодно. В том-то и состояла новизна, что определенной цели у этих кочевников и не было» [40, с. 126]. Отсюда мы можем сделать важный вывод — страна как бы перешла от жестко заданного причинно-следственного движения, четко отмеренного символизма, в возможность импрессионистического движения и символизма. Это оформилось в виде слова, романтик. «А я еду за туманом, за туманом и за запахом тайги», — такую песню не могли петь строители узкоколейки в Боярке. Население получает право на в некоторой степени свои решения. Возможно, это чисто потенциальное право, но и оно оказалось очень значимым. Приметой времени становится авторская песня. Власть разрешила такой тип мини-СМИ, которые порождали свои тексты вне серьезного влияния идеологической цензуры. Хрущев оказался необычен тем, что успевал доводить до конца самые свои авантюрные идеи. Они не успевали умереть в недрах аппарата. «Загоревшись новой идеей, Хрущев не знал удержу и стеснения в ее воплощении. Если состязаться с Америкой по мясу, молоку и маслу — то уж и обогнать их за 3-4 года. Если налаживать связь теории с практикой — то расселить Тимирязевскую академию по селам: "Нечего им пахать по асфальту". Если сажать кукурузу — то от субтропиков до Заполярья» [40, с. 222]. В этом списке может стоять и целина. Здесь возникают признаки молодого государства. Если нельзя решить проблему горизонтального расширения, границы сформированы, то можно решить проблему путем «догнать и перегнать Америку», т.е. путем углубления уже имеющегося. Несоответствие слов и дел привело Хрущева к той же опасности, в которой оказался потом Брежнев, вызывавший улыбки аудитории, что для вождя является невозможным. Такая реакция запрещена в его отношениях с народом, тогда это не вождь. Это важная семиотическая характеристика Семиотика советской цивилизации такого типа коммуникации: она максимально ритуализиро-вана и не должна допускать отклонений. Возможно, Хрущева удалось и сместить со своего поста из-за этого раздвоения образа. Вот как вспоминают этот период современники, греша, в первую очередь, на «железного Шурика» (по аналогии с «железным Феликсом») Шелепина: «Поначалу обыватели решили, что Хрущев создает себе команду опричников, как при царе Иване, — уж очень нагло и бесцеремонно вели себя эти молодые люди, приближенные, как они всячески старались показать, к могущественной фигуре первого секретаря. Это они во всю раздували культ личности Хрущева. Весь мощный аппарат пропаганды Советского Союза был у них в руках, и они использовали его так бесстыдно и цинично, что очень скоро вся эта кампания славословия превратилась в посмешище для всей России. Над Хрущевым смеялись в открытую и без стеснения — уж очень не соответствовал лик и поведение нового вождя тому образу, который создала пропагацда. Пошла волна анекдотов» [56, с. 157-158]. Хрущев оказался первым советским руководителем такого ранга, оказавшимся в роли пенсионера. Обычно руководители уходили либо в мавзолей, либо в кремлевскую стену. Хрущев оказался и живым, и неруководителем. Это необычное сочетание, к которому общество так и не привыкло. Правда, информационная блокада Хрущева не делала из него человека, живущего там же, где все. Он был вынесен за пределы общества, как выносятся преступники. Хрущев был жив только биологически, но не социально. Социально на нем стоял крест. В истории же он останется явным «инноватором»: он открывал кукурузу и закрывал абстрактное искусство, отправлял человека в космос и вспахивал целину. Он постоянно порождал новые действия, по этой причине, конечно, только он мог взять на себя роль Колумба: открыть Америку уже с точки зрения одной конкретной локальной точки. Наверняка, ему было и страшно, как настоящему Колумбу, и он не был уверен в благоприятном исходе своего плавания. Но Америка оказалась точно там, где и предсказывали. Более того, с ней можно было бороться, что и стало очередной его инновационной стратегией. Г.Г. Почепцов. Семиотика Хрущев вынужден был приоткрыть «железный занавес», поскольку не мог выдержать присутствия запертой комнаты в своем замке...
|
