ЛЛОЙД КАУФМАН И TROMA

 

Своим стремлением к нездоровому юмору, телесным жидкостям, испражнениям и различным проявлениям непристойности фильмы Кауфмана во многом приближаются к шокирующей стилистике раннего Джона Уотерса. Подобно «Розовым Фламинго», фильм «Токсичный Мститель» Кауфмана и Херца переполняют многочисленные сцены неуправляемых празднеств, безудержных оргий, всяческого рода телесные выделения (в особенности, кровь, сперма, экскременты и 'токсичная' моча), а также множественные воплощения гротескного человеческого тела. Эти неаппетитные образы сшиты в единое целое, объединяющее кино-пародию (например, на старые комедии Чаплина и приключенческие сериалы 1930-ых) и авангардно-экспериментальную технику (например, ‘токсические' цветовые трансформации в духе Стена Брэкеджа). В фокусе фильма находится уродливый супергерой, который защищает население маленького города Тромавилля от политической коррупции и жестокой преступности, а повествовательная манера фильма использует гротескное тело для пародирования норм, идеалов и ценностей 'американской мечты'.

Одним из центральных мест действия фильма является «Тромавилльский клуб здоровья», чем устанавливается идеал превосходной физической формы, накаченного, ухоженного, загорелого, совершенного тела (это дополнительно подчеркнуто музыкальной темой, сопровождающей сцены в спортивном зале - песней “Body Talk”). В то же время с самого начала в фильме принижается телесный идеал и развенчивается телесная целостность. К примеру, коррумпированный мэр Тромавилля Белгуди (Пэт Райан) разрешает нелегальный выброс токсических отходов на окраине города, тем самым обрекая его жителей на заражение и разложение. В этой среде на смену идеальному красивому телу приходит гротескное, карнавальное тело.

На самом деле, в «Токсичном Мстителе» отражена бахтинская концепция гротескного, комедийного тела в двух различных его ипостасях. Во-первых, здесь есть гаргантюанские, бесформенные, зацикленные на еде персонажи, вроде Белгуди (чья чрезмерная оральная невоздержанность иллюстрируется, к примеру, в сцене, где он пожирает фаст-фуд во время эротического массажа), - герои, идеально соответствующие тем гигантским, ненасытным созданиям, которых мы находим у писателей вроде Рабле. И бок о бок с этими (буквально) гигантскими фигурами существуют субтильные хлюпики – и среди них главный герой фильма Мелвин (Марк Торгл), чье тощее тело и порывистые, нескоординированные жесты противоречат образам здоровой мужественности, которые фильм явно критикует. По Бахтину, этот раскол отражает разобщение, существующее между открытым, находящимся в процессе становления, незавершенным карнавальным телом и глянцевым, завершенным и замкнутым человеческим идеалом, пришедшим ему на смену. Бахтин пишет:

 

В основе гротескных образов лежит особое представление о телесном целом и о границах этого целого. Границы между телом и миром и между отдельными телами в гротеске проводятся совершенно иначе, чем в классических и натуралистических образах.

 

Различие между гротескным и классическим представлениями о теле очевидно в открывающей сцене фильма «Токсичный мститель». Кауфман и Херц сняли здесь энергичные упражнения двух главных злодеев фильма, Бозо (Гэри Шнайдер) и Слага (Роберт Причард), показав этих физически, но не умственно идеальных героев в контрасте с уродливыми неудачниками. Среди последних – пара престарелых трансвеститов, увлекшихся жестким петтингом на спортивном тренажере, необыкновенно тучная женщина, поглощающая чипсы во время тренировки по аэробике и тщедушные старички, которые, кажется, вот-вот упадут под тяжестью собственных слуховых аппаратов.

Изучая эту любопытную коллекцию индивидуальностей, камера в итоге останавливается на Мелвине, туповатом туалетном служителе, который позднее превратится токсичного супергероя (именем котором и назван и фильм). С самого начала комическое построение этого героя во многом отвечает критериям Бахтина. Начнём с того, что хрупкие, женственные черты Мелвина находятся в прямом пародийном контрасте с мужественной конструкцией Бозо. Достойные жалости попытки Мелвина размять свои неразвитые мускулы перед зеркалом в раздевалке вызывают у Бозо приступы неконтролируемого хохота именно потому, что эти потуги комически подражают его собственным жестам цветущего мачизма. На уровне внешней характеристики заячья губа Мелвина – дефект, из-за которого он не может закрывать рот, – также является одной из гротескных примет.

В понимании Бахтина тело Мелвина – 'становящееся тело'. Оно не завершено, оно находится в перманентном состоянии незавершенного построения. Кроме того, эти физические данные привязаны к низкому социально-экономическому статусу героя (в клубе уборщик Мелвин выполняет роль мальчика для битья), который, по существу, связан с самыми неприглядными сторонами тела. В самом деле, Мелвин, благодаря своей роли туалетного уборщика, с самого начала фильма ассоциируется с отбросами. В какой-то момент Бозо даже замечает, что Мелвин ужасает своей “дерьмоедной усмешкой”, а исходящая от него вонь экскрементов отвращает “крутых ребят”, которые тусуются в клубе.

Мелвиновский непристойный статус подтверждается жестокой шуткой, которую сыграли над ним Бозо и его подружка Джули (Синди Манион), в результате которой он превращается в Токсичного Мстителя. Мелвина заставили напялить розовое трико и балетную пачку, внушив ему, что таким образом он получит шанс заняться сексом с Джули в женской раздевалке (комментарий главного героя о том, что он и так может встретить её там, прочищая соседние туалеты, в очередной раз закрепляет его связь стематикой отходов). Приведенный в темное помещение, Мелвин начинает целовать и ласкать то, что считает объектом своих вожделений, пока вспышка света и гогот не раскрывают ему, что он втянут в эротическое свидание с козой. Обманутый Бозо, Джули и “прекрасными людьми” из оздоровительного клуба, Мелвин пытается сбежать от мучителей, выпрыгнув из окна верхнего этажа… только чтобы приземлиться в бочку с токсическими отходами в проезжающем грузовике.

Последующая 'токсическая' трансформация Мелвина более чем удовлетворяет критериям Крид в том, что касается непристойной природы карнавального тела в андерграундном кино и фильмах ужасов. Кожа героя зеленеет, пульсирует и обволакивается слизью, в то время как он дергается, бьётся в судорогах и, наконец, извергает языки пламени перед собравшимися членами оздоровительного клуба. Сцена также отражает утверждение Бахтина, что “преувеличение, гиперболизм, чрезмерность, избыток, являются, по общему признанию, одним из самых основных признаков гротескного стиля”^[27]. На случай, если эффекты будут сочтены чересчур пугающими, или же агония героя покажется слишком реальной, Бозо добавляет комическое в страдания Мелвина, информируя Джули (а вместе с тем и всю аудиторию фильма), что тот “прикидывается” (похожий саморефлексивный комментарий встречается и в «Тромео и Джульете», когда отец героини обозначает превращение дочери в домашнее животное как “спецэффект”).

 

Эта отчасти смешная, но болезненная деградация тела Токсичного Мстителя повторяется и продолжается, когда Мельвин возвращается домой, чтобы помыться и подвергнуться еще большей метаморфозе. Его кожа покрывается множеством нарывов, из которых извергается отвратительная зелёная жидкость, а волосы выпадают клочьями, обнажая уродливый огромный череп. Затем тело и руки обретают культуристские выпуклости, по-женски визгливый голос — новое, гораздо более мужественное звучание. Поэтому мама Мелвина, которая слышит страдания сына через стенку, комично мис-интерпретирует его вопли, считая, что её «малыш» наконец-то вступил в пубертатный период.

Превращение Мелвина в Токси подкрепляет утверждение Крид о том, что “гротескное тело не имеет границ, оно не 'завершено', не 'спокойно' и не 'статично'. Напротив, плоть разлагается и преображается”. Этот процесс становления также указывает на тему метаморфоз в анализируемых Крид каранавальных и авангардистских произведениях. Во многом эти образы превращений разрушают не только представления о человеческом, но и понятия пола, гендерных ролей. Несмотря на то, что токсическое преобразование Мелвина даёт ему новую, гипер-мужественную, внешность, благодаря ему же «женская» балетная пачка навсегда вплавляется в его плоть. В результате всех этих изменений тело Токси коннотирует гротескное преувеличение мужских и женских признаков, что отсылает нас к транс-гендерному величию Дивайн в ранних фильмах Джона Уотерса.

Связь между гротескным, карнавальным телом и сексуальной неопределенностью, неоднозначностью вовсе не отделяет Токси от его противников (среди которых – борцы-трансвеститы и раскрашенные, расфуфыренные уличные панки), а, скорее, обозначает последовательную линию всех работ Кауфмана. К примеру, в «Тромео и Джульетте» мы видим героиню, которая превращается в чудовище со свиной мордой и непомерно длинным фаллосом, чтобы избежать притязаний со стороны назойливого поклонника. Столь же замысловато построенные отношения с традиционным пониманием женственного можно наблюдать и в более ранних эпизодах, когда Джульетта, которой снится что она беременна, воображает свой раздутый живот, извергающий поп-корн, мусор и нечистоты, - причудливая пародия на акт рождения. В этом эпизоде отражено представление о том, что карнавальное тело - “оплодотворяющее-оплодотворяемое, рождающее-рождаемое, пожирающее-пожираемое, пьющее, испражняющееся, больное, умирающее”. Ещё более сюрреалистична фигура Кейси (Уил Кинан), киллера неопределенного пола из «Terror Firmer». Хотя Кейси и является перед героиней фильма в разнообразии мужественных поз, он в состоянии удовлетворить её только при помощи маринованного огурца, так как когда-то его папаша (порнозвезда Рон Джереми) кастрировал его и заставлял переодеваться женщиной.